— Ладно, — сдался князь. — Где тут суть вашего предложения?
— На последней странице, — понурились ученые. Они скорее разозлили князя, чем восхитили фундаментальностью своего труда.
— Ах, вот как? — выпучил глаза Самослав, прочитав написанное, и глубоко задумался. — Сговорились вы все, что ли… Можете идти, почтенные! Я обдумаю все, что вы написали.
Ученые ушли, а князь повернулся к камину, бездумно глядя на пляшущие языки огня. Это было больно, очень больно. Конечно, женщинам свойственно желать лучшего своим детям, но поступать так… Несмотря ни на что, Марию он любил и был уверен, что она тоже любит его. Любит так, как присуще знатной женщине, для которой рациональная необходимость и материнский инстинкт стоят куда выше, чем чувства. А ведь с ее точки зрения, она и не делает ничего плохого. Она же верна ему! Она просто борется за будущее для своего сына. Все так, как принято в это поганое время. И она тоже человек своего времени, а не тургеневская девушка, чей образ он сам себе нарисовал, тщательно отбрасывая в сторону все, что не ложилось в этот шаблон. Разве не его вина в том, что он допустил ошибку?
— А чего ты хотел, дурак, когда брал вторую жену? — спросил он сам себя.
Наивно было думать, что дочь бургундского сенатора смирится с участью статиста, едва заметного в тени живой богини. Еще более наивной была надежда, что она примет первородство мальчишки, рожденного от бывшей служанки, приживалки в доме родного отца? Конечно же, все это слишком нелепо, чтобы быть правдой. А настоящая правда вылезла наружу самым гнусным образом. Мария была гораздо умнее и хитрее Людмилы, а теперь вот выяснилось, что она хитрее его самого… Точнее, работает куда тоньше, планируя результаты своих действий на годы вперед. Хорошо, что путь из Гамбурга занял столько времени, иначе князь мог бы сделать то, о чем потом сильно пожалеет. У него было время подумать, а потому желание утопить эту коварную суку в проруби сначала сменилось на желание сослать ее в Дакию, в единственный имеющийся в Словении монастырь, а потом и это желание пропало, оставив после себя лишь обиду и глухую злость.
— А на кого ты злишься, собственно? — вновь спросил князь самого себя. — Посчитал себя очень умным? Ну, получи! Умыли тебя. Надо было или десяток жен брать, как бояре советовали, или с одной жить…
Выходов из этой ситуации было немного, и все они не слишком приятны. Все варианты заканчивались примерно одинаково…
— Государь! — стражник просунул голову в дверь. — Княгиня Мария к вам.
— Зови! — кивнул Самослав и вновь уставился на огонь. Что-то давило в груди, глухо и тягуче. Так, словно сердце сжала ледяная рука.
— Само! — ослепительно улыбнулась Мария, которая бросилась к нему прямо с порога. — Я так соскучилась!
Князь не стал вставать и молча показал ей на кресло, стоявшее в паре шагов. Такого холодного приема раньше не бывало, и Мария застыла, обескураженная. На ее лице выражение радости сменилось полнейшей растерянностью.
— Что-то случилось? Я не вовремя? Прости, но я думала…
— Ты вовремя! — сказал Самослав. — Сядь!
— Да что с тобой такое? — с обидой произнесла Мария. — Ты зашел к Людмиле, а ко мне заходить не стал. Я понимаю, она еще одну дочь тебе родила. Но ведь и я достойна твоего внимания.
— О да! — повернулся к ней князь. — Достойна, не сомневайся. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что мы не встретились пару недель назад.
— Чем я провинилась? — губы Марии мелко задрожали. — Я не понимаю…
— Вон те три свитка, — показал князь на свой стол и снова отвернулся к огню. — Возьми и прочти от начала до конца. А когда прочтешь, хорошенько подумай, прежде чем открыть рот.
Мария молча села в кресло, небрежно смяв платье из бесценного шелка. Она не стала плакать, чего боялся князь. Он терпеть не мог женских слез. Она просто погрузилась в чтение, бегло проглядывая листы бумаги, исписанные убористым почерком.
— Как это понимать? — спросила она ледяным тоном. — Кто посмел следить за мной? Кто посмел подслушивать?
— Я посмел, — Самослав по-прежнему смотрел на огонь, и не смотрел на жену. — Я как-то приказал Горану записать твои разговоры с некоторыми людьми. Знаешь, на всякий случай… Как будто сердце подсказало, что что-то неладно. И вот оно не подвело.
— Ну, и что такого в этих разговорах? — холодно спросила Мария. — Да, я беседовала с владыкой Григорием, и что? Да, я говорила со Святославом! Я подарила ему новогодний подарок, и ты об этом знал. Это преступление?
— Конечно, преступление, — Самослав любовался лепестками пламени, которые лизали дубовые чурбаки. Он боялся отвернуться от них, чтобы не видеть ту, которую так любил. Точнее, все еще любит.