Коста бродил по рынку, который бил по глазам невероятным изобилием товара и шумом. Город был деревянным почти сплошь, за исключением храмов, высеченных в скалах с невероятным искусством. Каждый торговец сидел под навесом из тростника, что в здешнем климате было делом совершенно необходимым. Лютое южное солнце сменялось проливным дождем, который вновь сменялся солнцем. Раскаленная земля впитывала влагу, словно губка и даже шипела, когда на нее падали первые капли. От горячего пара, который поднимался в воздух, дышать было трудно. Духота здесь стояла просто неимоверная, и Косте здесь не нравилось. Греков тут, кроме него, больше не было, зато было много персов и незнакомых людей крайне непривычного вида. Они приплыли с огромных островов на востоке, где процветало государство Шривиджая. Купцы из той страны знают дорогу к островам пряностей, которые они везут на запад и перепродают втридорога. Впрочем, так любимую римлянами корицу выращивают неподалеку, на Сихале(1), огромном острове, до которого отсюда неделя пути.
— Сколько же эти пряности стоят на своих островах? — бурчал про себя Коста, которого обуяла жадность.- Наверное, столько же, сколько у нас стоит просо. Уж больно далеко везти.
Он смог договориться с Вацлавом, и ему дозволили вложить две сотни солидов собственных денег в эту экспедицию. И даже по самым скромным оценкам, он заработает впятеро от этой суммы. Если, конечно, они не попадут в шторм… Если их не перехватят пираты… Если он не помрет от укуса змеи, как один из парней с Сокотры… Если он не сгорит от непонятной лихорадки, как тот крепыш-дан… Если он не напьется дурной воды… Очень много если, которые делали бессмысленным любой заработок. Мертвецу деньги без надобности. Купленный тут товар нужно будет еще довезти до места, там продать, а потом суметь как-то исхитриться, чтобы сохранить вырученные деньги. Тут Коста, скрепя сердце, согласился с условиями, что ему выкатило начальство. Он заплатит десятую часть от вырученных денег, но зато все они попадут в Солеградское хранилище и будут там лежать в полной безопасности. Скромность, вот источник долголетия, — утешал себя Коста, который возвращаться в Египет пока не собирался. У него был свой собственный план, безмерно наглый и опасный, как обычно. И позволение на этот план он получил у самого князя, когда тот гостил в Александрии. Коста услышал краем уха одну фразу, которую тот обронил, и это изменило всю его жизнь. Он набрался смелости и обратился к государю с деловым предложением и, к невероятному удивлению Косты, великий князь Самослав внимательно выслушал его и даровал ему монополию на продажу нового товара сроком на пятнадцать лет. Времени на поиск ему дано два года, и всю первую партию должен получить сам государь. Лично! Он так и сказал: я тебе голову оторву, пацан, если хоть одно зерно на сторону уйдет.
— Кофе! Что это за проклятый кофе? — крутил Коста в голове одну и ту же мысль. Он вспоминал каждое слово, которое услышал тогда от князя. — Какие-то ягоды, которые нужно высушить, обжарить, размолоть и пить. На вкус напиток горький, к нему нужно привыкнуть. Дарит бодрость. Растет кофе где-то в горах Аксума, на равнине его не сыскать. Пусть господь милосердный будет мне свидетелем! — шептал он. — Я найду эти проклятые ягоды!
Август 635 года. В то же самое время. Измаил. Дакия.
Узкое травяное щупальце, которое Великая Степь запустила в расщелину между Дунаем и южными Карпатами, обживалось новыми людьми. Из Константинополя потянулись первые даны, которым осточертела служба в императорских варангах. Они потребовали обещанный князем надел, и получили его. Почва тут была жирна, словно масло, не чета тощей пашне в холодной Дании. Сюда же пошли на поселение и отставники из княжеских воинов, которых испоместили вдоль рек, щедро наделяя землей. Вот уж чего-чего, а земли у великого князя пока еще было в достатке. Данам было обещано по три манса доброй пашни, но могли дать и пять, и десять, если те могли ее обработать. Все едино, с надела будут службу требовать. С пяти мансов придется выставить пешего воина, с десяти — драгуна, а если взял больше — будь любезен, приведи с собой послужильца с добрым оружием. Потому-то воины, которые, выпучив глаза, нахватали земель, теперь терялись в раздумьях. А когда раздумья заканчивались, брали себе вторую, а то и третью жену. Нужны были рабочие руки и много крепких детей, иначе с таким большим хозяйством никак не управиться. Для такого дела покупали у болгар рабынь и брали за себя девчонок из романских сел. Даже вольные словенки из Семи Племен шли в жены охотно, получая понятную и сытую жизнь, а их отцы и братья шли в батраки, получая в оплату соль. Соль за Дунаем была втрое дороже, чем в княжьих владениях. А ведь любой ребенок знает, что много соли — сытая зима.
Дакия стала военным округом, а не простой префектурой, потому как рядом и Степь, и непокорные племена Фракии. Да и в местных горах какого только народу не водилось. И весь этот народ на редкость боевой был, раз за столько лет бесконечных вторжений варваров выжить сумел, да еще и свой язык, и веру христианскую сохранить. Потому-то здесь каждый поселенец был воином, готовым по команде старосты-сотника свое место в строю занять.
Там же встал и второй легион, который своего имени пока не заслужил. Командиром его был назначен боярин Стоян, прекрасно известный всей армии. Он же военным округом командовал, приняв на себя и гражданскую власть. Служба тут была самой обычной, только поначалу одного воины понять не могли — на кой ляд они молодые деревья в лесах выкапывать должны, а потом в ровную линию высаживать. На два дня пути! От самых предгорий Карпат и до Дуная, где княжеские люди уже срубили острог, названный чудным именем — Измаил. Плевались воины, но деваться некуда — приказ есть приказ. Дежурные сотни копали ямы, втыкая саженцы не по-людски, а с наклоном, чтобы срослись они потом в плотную стену. Они матерились и поминали демонов, но чем дальше, тем понятней становился результат их работы. Переплетение молодых деревьев с неизбежно разраставшимся подлеском превратит этот кусок земли в непроходимую для степной конницы преграду, Засечную черту. Не сейчас, так через десять — пятнадцать лет любая конная орда разобьется о непроходимый бор и пойдет туда, где неодолимой скалой встанет на ее пути каменная крепость Измаил. После осознания этого факта ругани становилось меньше, а результата больше. Ведь и эти воины хотели, выслужив положенный срок, сесть на нетронутую плугом плодородную землю. А где такая земля — там всегда будут рядом лихие всадники с арканом в руках, не к ночи будь помянуты.
— С юга новости есть? — спросил князь у Звонимира, который сопровождал его в этой поездке. Слишком много встреч было намечено с задунайскими племенами и с пограничными степняками — болгарами.
— От наших пока нет, государь, — ответил Звонимир. — Слишком рано еще. А у ромеев все, как ты и говорил. Колотят их в хвост и в гриву. Арабы Дамаск взяли.
— Подробности будут? — резко спросил князь. Весть была ожидаемой, но Дамаск — жемчужина Сирии и центр богатейшего оазиса. Важна была каждая деталь.
— Его защищал зять императора Фома, — начал рассказ Звонимир. — С ним была его жена и просто горы всякого добра. Одной парчи на десятки тысяч солидов. Крепость Дамаска для арабов почти неприступна, стены в двадцать пять локтей, да только странная история там вышла, государь. Сам Халид ибн аль-Валид и его друг аль-Каака ибн Амр на стену крюки забросили, внутрь залезли, а потом стражу у ворот перебили и впустили войско. Горожане в тот день кровью умылись. Резня была такая, что только сам Абу Убайда ее остановить смог. Он вообще, в отличие от Халида, склонен договариваться. Ну, арабы по своему обычаю и разрешили тем, кто хочет город покинуть, спокойно уйти со всем своим добром…