— Ну, теперь-то можно? — пробормотал Стефан и пустил стрелу в строй персов. Он попал. Промахнуться по плотному строю было невозможно.
Скрип тетивы, который раздался вокруг, породил в нем простую мысль. А ведь персы тоже умеют стрелять. И он наклонился вниз, снова натягивая тетиву арбалета. Как выяснилось, его мысль была крайне своевременна, и в железный горшок шлема ударила стрела, пущенная навесом с той стороны. — Так вот для чего брат Само велел такие широкие поля для шлемов делать! — догадался Стефан, с отстраненным любопытством разглядывая своего соседа, который схватился на стрелу, ударившую его прямо над ключицей. Из раны багровым фонтанчиком ударила кровь, перемешанная с пузырьками воздуха. Острое жало достало до легкого. Стефан так и стоял, унимая дрожь в руках и глядя на землю. Он понимал, что как только поднимет голову, так тут же вновь станет открыт для стрел, и ему стало безумно страшно. А войско двинулось вперед, увлекая его за собой.
Стефан мало, что запомнил из того, что было потом. Только взводил тетиву и стрелял в того, кто казался ему врагом. И даже иногда попадал в цель. Персы держались какое-то время, пока командующие флангами Кубаз и Анушджан не решили отвести войско, чтобы перестроить его на соседних холмах. У них ничего не вышло. Скованные цепями пехотинцы, брошенные своими, были изрублены в мгновение ока, а остальное войско так и не построилось. Оно продолжило свое бегство…
— Ты не передумал, слуга императора? — спросил его Халид ибн аль-Валид. — Ты славно бился, клянусь Аллахом! Твои стрелы не спутать ни с чем. Ты сразил пятерых персов и заслуженно получил свою долю в добыче. Триста персидских драхм, неплохие деньги. Можно купить десять верблюдов! Пойдем с нами! Мне по сердцу слушать твои истории у костра.
— Я буду искать брата, эмир, — покачал головой Стефан. — Это же Казима. Я найду тут какого-нибудь купца, и уплыву с ним.
— Не надо никого искать, — сказал Халид. — Мы не тронули этот город, потому что он присягнул нам. Думаю, любой купец сочтет за честь, если я попрошу отвезти тебя на Жемчужные острова. И я подозреваю, что он сделает это совершенно бесплатно, и будет улыбаться тебе всю дорогу, до самого Бахрейна.
1 Абак — прообраз современных счет.
2 В это время епископом Александрии был Кир, который совмещал должность префекта Египта, командуя войсками этой провинции. Он был наделен экстраординарными полномочиями. У монофизитов главой церкви был александрийский папа Вениамин, который в это время скрывался от преследования властей.
3 Концепция моноэргизма, описанная Костой, позже будет тоже объявлена ересью. Она станет предшественницей монофелитства, когда у Иисуса есть человеческая и божественная ипостась, но единая божественная воля. Посмертно и патриарх Сергий, и папа римский Гонорий будут объявлены еретиками. До сих пор эта коллизия служит очень существенным аргументом в споре о непогрешимости пап.
4 Казима — древний портовый город, располагавшийся в 40 км от современного Эль-Кувейта.
5 Это может быть легендой, но такого рода практика описана в литературе неоднократно. Считается, что это делалось для предотвращения прорыва конницы. Опять же, не настаиваю на достоверности описания этой битвы арабскими авторами. В историю это сражение вошло как «Битва скованных», первая битва арабов с персами в начале их завоеваний.
Глава 18
Май 633 года. Александрия.
Визит к префекту Египта с дарами от торгового дома его светлости не задался. Дворец в самом центре Александрии, в древнем Царском квартале, где жила местная знать, был недавно отремонтирован. Свежая кладка выделялась ярким пятном на фоне старинного камня, который был по римской традиции переложен рядами плинфы, узкого и длинного кирпича. Копоть пожаров была тщательно оттерта, но проступала кое-где, намертво въевшись в древние стены. В этих местах тысячелетиями строили одинаково. Квадрат глухих стен и внутренний двор, укрытый по периметру черепичной крышей. Старинные римские здания, чудом уцелевшие в пожарах и войнах, еще выходили на фасад колоннами и нарядными портиками, но здания новые строили просто, без изысков, как бы понимая, что и им суждено сгинуть в пламени следующей войны. Купцы договаривались о встрече заранее, и стража беспрепятственно пропустила их внутрь. Владыка Кир нашелся именно во внутреннем дворе, и там было довольно многолюдно.
— Пошли отсюда, — сквозь зубы сказал Коста, но Вацлав тронул его за руку, показав, что они остаются. Он так и не понимал до конца, что же все-таки происходит в Египте, а открывшееся зрелище обещало прояснить многое.
В центре двора стояли два столба с перекладиной, на которой висел человек. Нет! Назвать человеком это окровавленное тело язык не поворачивался. Грузное тело богача, не знавшего тяжелой работы, было исхлестано бичами так, что со спины и боков свисали лоскуты кожи. Он явно был из местных египтян, их не перепутать с греками. Несчастный мычал от боли, теряя сознание, но очередное ведро воды приводило его в чувство. Префект Кир стоял шагах в десяти. Не узнать его было невозможно. На лице того, кто имел безграничную власть над шестью миллионами человек, навсегда застыло выражение высокомерия. Он был высок и грузен, а его густая, тщательно расчесанная борода лежала на груди. Он был одет по-домашнему, в широкую далматику из шелка неброской расцветки.
— Где твой брат, Менас? — сказал он зычным голосом. — Скажи, и я остановлю пытку.
— М-м-м, — несчастный помотал головой и попытался вновь потерять сознание.
— Отрекись от своей ереси, грешник, — вновь предложил ему патриарх Александрийский, — Отрекись, и я отпущу тебя домой!
— Не отрекусь! — прохрипел Менас. — Еретик — это ты, Кир! А мой брат Вениамин — истинный патриарх Египта! Отродье Сатаны, мучитель моего народа! Проклинаю тебя!
— Огня! — заорал префект. — Жгите его! Он назван в честь святого, которого не взял огонь! Так посмотрим, святой ли он сам!
Два факела поднесли к бокам Менаса, а двор епископского дома огласил жуткий вой. Несчастного жгли до тех пор, пока жир с его боков не потек на землю (1), а запах горелой плоти не заставил Косту убежать в сторону, зажав рот. Его замутило.
— Отречешься? — снова спросил Кир. — Говори! Смотри, твоя ересь не защитила тебя, как твоего святого покровителя. Его-то огонь не взял!
— Не отрекусь! — едва прошептал Менас. — Проклинаю тебя…
— Рвите ему зубы! — заорал взбешенный префект. — Рвите по одному и задавайте каждый раз этот же вопрос!
— А если он не отречется, ваше святейшество? — спросил палач.
— В мешок с песком и в воду! — решительно скомандовал Кир. — Пусть все знают, что будет с тем, кто противится истинной церкви. Какой, однако, упрямый еретик!
— А вот теперь пошли отсюда! — скомандовал Вацлав. — Завтра придем.
— Ты что, любитель на казни пялиться? — укоризненно посмотрел на него Коста, которого снова скрутило в приступе тошноты. — Никогда не понимал этого увлечения!
— Нет, — задумчиво покачал головой Вацлав. — Бессмысленная жестокость — это великий грех перед лицом Мораны. Она не любит этого. Зло должно служить добру, и тогда оно является благом. А этот человек — грешник, он упивается чужими страданиями. Я многого не понимал здесь, а вот теперь понимаю. Государь прав. Это будет несложно.
— Что будет несложно? — с любопытством спросил его Коста.
— Не твоего ума дело, — отрезал Вацлав. — Тащи сюда своих лицедеев. Они скоро поплывут вверх по Нилу, будут выступать перед крестьянами.
— Куда поплывут? — открыл рот Коста. — Зачем?
— Как зачем? — вопросом на вопрос ответил Вацлав. — Ты что, не знаешь? Лицедеи выступают перед людьми, а люди им за это дают деньги. Они так зарабатывают на жизнь!
— Но у крестьян же нет денег! — возопил Коста, который терпеть не мог, когда с ним играли втемную. — Их мытари обирают до костей! У них даже лишней корки хлеба нет! Они тут каждый год тысячами с голоду мрут! Это же крестьяне!