Угу. Вздыхаю и сразу, на берегу, информирую дуло:
– Оружие и шмотки не отдам. Всё, что моё, при мне и останется.
Дуло тихо чертыхается. Стоим все, молчим, не дёргаемся. Улыбаюсь – пат с ПАТами. Глаза потихоньку привыкают к темноте. Я слышу, как шумят где-то впереди высокие деревья. Вижу вокруг очертания заборов, зданий… видимо, небольшой посёлок или деревенька. Турбаза, может быть. Окна тёмные – все затаились и наблюдают.
Алёна кусает губы. Дуло у меня за спиной презрительно фыркает и по-молодецки, с гонорком, вопрошает:
– Посвежее-то никого в наличии не было? Нахрена ты это говно мамонта приволокла?
– Действительно! – укоризненно гляжу на Алёну. – Нахрена? Говна-то у вас и своего хватает, – вежливо приглашаю. – Выходи, кукарекалка. Побеседуем.
Кукарекалка выходит, но сперва я, конечно, вижу ружьё. Хорошее такое, справное. Моссберг. И держит его кукарекалка – белобрысый юнош – очень даже уверенно, да и сам не тушуется – двигается плавно, близко не подходит, в глаза смотрит спокойно, холодно.
Алёна тут же меняет тактику – делает жалобную мордочку и тянет:
– Ну, Па-а-аш…
Юнош смотрит на неё исподлобья, затем переводит взгляд на крупного ПАТа и говорит обоим:
– Никогда больше так не делайте.
Получается убедительно. Алёна и ПАТ вразнобой кивают.
Юнош опускает ружьё, передаёт его мелкому ПАТу, подходит ко мне и протягивает руку:
– Павел.
– Михаил Александрович, – пожимаю руку, озираюсь и со смешком предлагаю. – Пусть эти твои покажутся. Всё равно я их чую – резиной за версту несёт.
Паша раздражённо тянет носом воздух и рявкает в окружающую нас темноту:
– Сказал же – по домам сидеть! Чего припёрлись?!
Темнота на мгновение замирает, а потом вспыхивает множеством разноцветных огней, неоновых лент, цепочек диодов, фотоэлементами всевозможных форм и размеров… Я, Паша, Алёна, ПАТы, фонарь, буханка – мы все оказываемся в широком плотном кольце, будто из спутанных новогодних гирлянд. Роботы – высокие, низкие и совсем коротыши, в одежде и без, матово-белые, синие, стальные, жёлтые, розовые, как феи с крылышками, в орнаментах, раскрашенные яркими мелками и блёсткам – целое роботянское племя. Сколько их? Сотня? Две?.. Миленько – около двух сотен разумных существ (которые любят упаковывать человеков в коробочки) стоят, смотрят на меня, шебуршат, лампочками перемаргиваются, хихикают – общаются, угу. Кости мне перемывают. Пока что метафорически, но… хорошо, что я не особо впечатлительный, а то вместе с коленом пришлось бы ещё и инфарктик лечить.
Смотрю на сердитого Пашу, констатитую:
– Да ты у нас прям вождь краснокожих. Чингачгук, бля, Большой Змей.
Паша неприветливо бурчит:
– Будем считать, что ты у нас в гостях. Надеюсь, будешь вести себя соответственно по отношению к людям и роботам, иначе…
Алёна вздыхает и сглаживает диалог:
– Людей у нас пока мало, да, напряжёнка, но когда-нибудь… когда-нибудь… эм-м-м, пойдём, нужно осмотреть твоё колено.
Она щёлкает маленьким фонариком, ведёт меня через мерцающее роботянское сообщество, по деревянному настилу, мимо высоких сосен, по узкому переулку, вдоль каменных изгородей… по пути я оглядываюсь – сзади снова полнейшая темнота, даже одинокий фонарь больше не светит, но слышатся шаги и тихое пиликанье – один из ПАТов неторопливо идёт за нами. Это хорошо. Это правильно. Ковыляю, принюхиваюсь, щурюсь.
Алёна приводит меня к большому, двухэтажному дому. Примечаю табличку – «Фельдшерско-акушерский пункт». Ага. Всё-таки медик.
Входная дверь не заперта, мы просто заходим. Алёна включает свет.
Небольшая приёмная, узкий коридор с белыми дверями, яркие половички, ставни, плотные рулонные шторы, жирный серый кот и маленькая белая роботакса на тонких ножках – для внутреннего наблюдения самое оно.
Алёна развивает бурную деятельность – заталкивает меня в один из кабинетов, закрывает дверь, отбирает сумку и ботинки, куртку с ТТ убирает в шкаф, укладывает меня на кушетку, убегает за ширму, возвращается вкусно пахнущая чем-то спиртосодержащим, в халате и перчатках, задирает мне штанину, трогает колено, осматривает, надавливает, гладит, щупает, притаскивает аппаратик с экранчиком, мажет сустав гелем, снова гладит, щупает, надавливает, натирает какой-то мазью, заматывает эластичным бинтом, сосредоточенно кивает, одним движением снимает перчатки…
Почти не больно, даже приятно, тихо и тепло, но спать не хочется. Хочется наблюдать, анализировать, трепаться, ёрничать, быть смешным и добреньким. Приподнимаюсь, сажусь, вытягивая ногу, проникновенно смотрю на Алёну Сергеевну снизу вверх, целую ей ручку, томно мурлычу: