Выбрать главу

Я усталый робот, дырявый бак.

Надо быть героем, а я слабак.

У меня сел голос, повыбит мех,

и я не хочу быть сильнее всех2

Ещё неизвестно, кто из нас робот – я или Патти. Наверно, я.

Я – робот из мяса и костей. Страх и безнадёга кого угодно могут превратить в тупую болванку.

Болванка Алиса.

Приятно познакомиться.

Октябрь захватывает мир. Жёлтые листья тонут в прохладных лужах. Солнце пробивается сквозь пыльное окно подъезда, освещает подоконник, на котором я сижу, и падает мне на щёку тёплым пятном. Я укутана, как толстая гусеничка – шапка с помпоном, митенки, кожанка и сверху ещё пальто. У Патти, кажется, паранойя – он боится, что я простужусь и умру. Он боится за меня. Он – робот. Робот боится… дурдом. Картина Репина «Приплыли».

Я курю вторую за утро. Сижу тут, в подъезде, между третьим и четвёртым этажами, пока Патти обходит квартиры. Моссберг лежит дулом на правом плече, как будто у меня в объятиях.

Конец света. Конец всего. Надо же… в начале года я ссорилась с мамой и отчимом, ревела из-за парня, психовала, что дипломная работа ещё не начата, а теперь вот сижу. Курю. В обнимку с Моссбергом. Вспоминаю…

В день Х я была у Андрея, где же ещё. Он устроил пати-фо-эверибади по случаю… не помню чего, и я была приглашена. Мы с ним типа остались друзьями. Типа без обид… ага, после того, как он сменил меня на Маринку, а потом её на Светку, а потом её на близняшек с архитектурного. Предатель. Мажор хренов. Дорогие шмотки, белоснежные виниры, крайслер, трёшка, мама-папа-дяди-тёти – мальчик-красавчик, всеобщая гордость и достояние. У него был целый штат роботов – только в трёшке штук семь этих… новых друзей человека. Многовато на одного Андрейку и его тупорылых гостей (включая меня), перебор.

Помню, веселье было в самом разгаре. Музыка, упившийся в хлам народ, стоны и хихиканье из спальни – близняшки не справились, и Андрейка позвал ещё какую-то сисястую девицу с первого курса, а я схватила куртку, тапки, сигареты и смылась на балкон.

Так долго я ещё никогда не курила. Было холодно, середина марта, но… мне хотелось стоять там и смотреть на тёмное небо, провожать взглядом редких прохожих, трогать витые перила…

Всё случилось резко. В один момент. Даже криков особо не было, только грохот и хруст. Роботы убили всех людей – порвали, переломали, придушили. Убили и упаковали кого куда. Андрея запихали голым в его любимый антикварный комод. В нижний ящик.

Холодно. Было очень холодно, я продрогла до костей. Незажжённая сигарета отдавала кислой тряпочкой. Я съела весь фильтр, а потом добралась и до «основного блюда». Табак скрипел на зубах.

Роботы убили всех людей, упаковали кого куда, столпились на кухне, под первым солнечным лучом – проголодались, наверное – а я выползла с балкона в комнату. Свои ботинки не нашла, пришлось взять Светкины и бежать.

Не помню, как я два квартала двигала до своей пятиэтажки. Помню только, что мамы не оказалось дома, а отчим весь, без остатка поместился в наш старый холодильник – это робоуборщица КЛИН-си постаралась. КЛИН-си. Здоровущая хрень, на две головы выше меня. Она вывалилась из комнаты, но Моссберг лежал на шкафу в прихожей, я успела подставить шатающуюся табуретку, стащить его оттуда и… выстрел показался оглушительным, приклад чуть не сломал мне ключицу, а в правом ухе потом ещё долго шумело и щёлкало.

Потом была слякоть. Холод и голод. Большой город и мурашки от каждого шороха. После жара – июнь, июль, стёртые ноги, удушливая вонь мусорных контейнеров, боязнь холодильников и любых коробок, рюкзак с печеньем, чья-то маленькая красная машина с АКПП, велосипед и уже другой город – «Неправильный код доступа!» – снова велосипед, автозаправка на трассе М5… и жилистый бородатый мужик с кривой ухмылочкой: «Лапушка моя, девонька… нам с тобой будет нескучно, правда?»

Кривая ухмылочка и жадный взгляд. Жадный до моего Моссберга, рюкзака и… до меня самой. Я будто увидела себя со стороны, отпрянула и пальнула в улыбчивое лицо «добряка», предвосхищая движение его руки. У него вместо головы получилась тёмная дырка, тело свалилось мне прямо под ноги, уронив стойку с журналами.

Это был единственный живой человек, которого я встретила за всё время скитаний. Единственный. Урод. Я тогда почти рехнулась, но…

Август познакомил меня с Патти. Накануне я сильно повредила ногу – запнулась на бегу о какую-то железку, упала, потом долго отлёживалась в маленьком старом сарайчике, выползла еле живая, нашла в траве пару конфет, доковыляла до склада на окраине… та-да-а-ам! Робот, да ещё и патрульный! ПАТ – самая опасная разновидность болванок – «Железные Дровосеки» – быстрые, сильные, почти не шумят. Цепочка зелёных глазок смотрит из-под защитных скоб, как из-под низких косматых бровей, в голову стрелять практически бесполезно, только рикошет словишь, нагрудные щитки хрен пробьёшь, а на звук выстрела сбежится ещё целая свора каких-нибудь местных погремушек. Помню, я стояла в той длинной комнате, смотрела на патрульного, мысленно готовилась помереть с честью, но…

вернуться

2

Здесь и далее – отрывки из поэмы «Катя», Веры Полозковой.