Представления о самостоятельном развитии разных регионов, где скандинавы включались в состав древнерусской элиты, также стало общим местом историографии[106]. Образец для таких представлений дает, как ни странно, правление Рогволода в Полоцке, упоминаемое Начальной летописью под 980 г. (здесь и А. П. Толочко готов признать достоверность ПВЛ)[107], хотя летописное известие свидетельствует как раз о нежизненности таких образований — самостоятельное полоцкое княжение было уничтожено Владимиром, направлявшимся из Новгорода в Киев. Тем не менее представления о некоем самостоятельном княжении в X столетии в Смоленске-Гнёздове, об особой «третьей Руси» в Верхнем Поволжье (со времен датского «норманиста» А. Стендер-Петерсена и до историографических конструкций О. Прицака там пытались локализовать и «Русский каганат»)[108] и т. п. тиражируются в современной историографии. Ближе к эпохе становления Руси (к IX столетию) относятся рассказы восточных авторов о трех видах (центрах) Руси, хотя идентифицировать их не удается (определенно опознаётся только Киев — Куйаба): вероятно, эти рассказы отражают вариант русского переселенческого сказания, близкий легенде о призвании трех варяжских князей, вокняживших в трех городах, и т. п.[109]
Так или иначе, все источники называют формировавшееся в Восточной Европе IX в. элитное «сообщество» одним именем — русь: археология обнаруживает, что элитная культура выходцев «из-за моря» развивается в IX — Х столетиях синхронно с аналогичными скандинавскими памятниками — вплоть до упоминавшихся «обратных» воздействий, идущих из Восточной Европы (Хазарии и Волжской Булгарии) в Скандинавию. Единое имя руси оказалось настолько устойчивым (и было предано после крещения Руси всему восточноевропейскому славянскому народу и его земле) потому, что не соотносилось с племенными группами, участвовавшими в миграциях на Восток (преобладали выходцы из средней Швеции, но были и группы, переселившиеся в Верхнее Поволжье с Аландских островов, менее определенно — из Дании). Это имя означало дружину «гребцов», передвигавшуюся не на длинных кораблях викингов, а на приспособленных для рек Восточной Европы гребных ладьях[110].
Древнейшая русь действительно была активна на трансконтинентальных восточноевропейских магистралях, главной из которых в IX столетии был Дон с выходом в бассейн Оки и далее на Верхнюю Волгу, в Поволховье, Ладогу и Скандинавию: об этом маршруте свидетельствуют ранние клады восточных монет; восточное серебро стало поступать в Европу по окончании арабо-хазарских войн, с рубежа VIII и IX вв.[111] Один из ранних кладов (ок. 800 г.)[112] обнаружен на хазарском Правобережном Цимлянском городище (ПЦГ), охранявшем в IX столетии переправу через Дон: на левом берегу, как уже говорилось, был построен Саркел. Один из дирхемов клада отнесен к подражательному хазарскому чекану, на другой нанесено руническое (скандинавское) граффито[113]; во время раскопок на ПЦГ удалось обнаружить лишь половинку дирхема 796–797 гг.: В. С. Флёров считает, что регулярное поступление монеты на Дон относится ко второй четверти IX в.[114] Существенно, что материалы ПЦГ включают черепицу, это указывает на византийскую строительную традицию. Дон был осевой магистралью Хазарского каганата: неслучайно воздействие византийской строительной техники обнаружено В. С. Флёровым не только на ПЦГ, но и на Семикаракорском городище в низовьях Дона[115]. Укрепление домениальных владений хазарского кагана было связано с осложнением хазаро-печенежско-венгерских отношений. Продолжатель Феофана прямо называет врагами хазар правобережных печенегов, которые стремились из-за Дона вытеснить венгров из Причерноморья[116]. Очевидно, венгры были свирепым народом, угрожавшим международным путям, на который ссылались послы Рос[117]. Донской путь был магистральным как для Хазарии, так и для становившихся трансконтинентальных торговых связей «руси»; кроме того, Саркел должен был контролировать сухопутный маршрут, связывавший Волгу и Дон[118], а С. А. Плетнёва помещала его даже на отроге Шелкового пути[119]. Выводы М. И. Артамонова о ключевом месте Саркела были подкреплены раскопками С. А. Плетнёвой и В. С. Флёрова на ПЦГ, построенном напротив кирпичного Саркела из белого камня и обнаруживающем воздействие византийской крепостной архитектуры[120].
106
См. недавнее изд.: Русь в IX–X веках. Археологическая панорама / отв. ред. Н. А. Макаров. М.; Вологда, 2012. (1150 лет рос. государственности).
109
110
111
112
Ср.:
113
114
115
116
Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. III. 28 / изд. подгот. Я. Н. Любарский. СПб., 1992. С. 56. (Лит. памятники). Очевидно, хронист середины X в. допускает анахронизм — печенеги вторглись в Причерноморье из-за Волги в конце IX в. Лиутпранд Кремонский в описании событий 949 г. помещает Новый Рим — Константинополь — среди «свирепейших народов, ведь на севере — венгры, печенеги, хазары и русь, которую мы по местонахождению называем норманнами» (Древняя Русь в свете зарубежных источников. Т. IV. С. 37).
117
Ср.:
118
120