Провел ли кто хотя бы один день в радости, не смущаемый ни на секунду обвинением совести, поползновением гнева или движением похоти? Кого не мучала гнилая рана зависти, огонь алчности или опухоль гордыни? Кого не взволновала никакая потеря или обида, никакое страдание? Кто не оскорбился никаким зрелищем, словом или прикосновением? Сей человек «редчайшая птица земли, как черная лебедь»[607]. «От утра до вечера изменяется время» (Сир 18: 26). Пустые помышления следуют одно за другим, и душа увлекается различными желаниями (Иов 20: 2). «Восклицают под голос тимпана и цитры и веселятся при звуках свирели; проводят дни свои в счастье и мгновенно нисходят в преисподнюю» (Иов 21: 12–13).
Мирской радости всегда приходит на смену внезапная скорбь, и что начинается в радости, оканчивается плачем. Ибо многие горечи пресекают мирское счастье. Знал об этом сказавший: «Смех смешан со скорбью, и концом радости бывает печаль» (Прит 14: 13). Это испытали на себе и чада Иова, которые «ели и пили вино в доме первородного брата своего; и вот большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли» (Иов 1: 18–19). И отец их справедливо сказал: «И цитра моя сделалась унылою, и свирель моя — голосом плачевным» (Иов 30: 31). Посему «лучше ходить в дом плача, нежели ходить в дом пира» (Еккл 7: 2). Спасителен совет: «Во дни счастья не забывай о несчастье» (Сир 11: 25). «Помни о конце твоем, и вовек не согрешишь» (Сир 7: 39).
Последний день всегда принимают за первый и никогда — первый за последний, хотя, напротив, жить подобает, словно непрестанно умирая. Ибо написано: «Помни, что смерть не медлит» (Сир 14: 12). Время проходит, и она приближается. Пред очами умирающего «тысяча лет, как день вчерашний, который прошел» (Пс 89: 5). Ибо грядущее всегда рождается, настоящее умирает, а прошедшее уже мертво. Пока мы живем, умираем; и тогда только перестаем умирать, когда перестаем жить. Лучше умереть для жизни, чем жить для смерти, ибо смертная жизнь есть не что иное, как живая смерть. Посему говорит Соломон: «И ублажил я мертвых более живых, а блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал» (Еккл 4: 2–3). Жизнь быстротечна, и не удержать ее, смерть же настойчива, и ей не положишь препятствия. Она и есть та необыкновенная вещь, которая, возрастая, умаляется. Ведь чем дальше продолжается жизнь, тем ближе она к смерти.
Время, которое уделяют покою, не бывает спокойным, ибо сновидения страшат и наваждения смущают. Хотя увиденное во сне не воистину скорбно, ужасно или тяжко, но воистину скорбят, ужасаются и тяготятся видящие. Порой они даже рыдают во сне, а проснувшись — тревожатся. Если же кто увидит во сне нечто приятное, то, проснувшись, огорчается, как бы о потере. Вот что говорит Елифаз Феманитянин: «Среди страха ночных видений, когда сон находит на людей, объял меня ужас и трепет потряс все кости мои; и дух прошел надо мною; дыбом стали волосы на мне» (Иов 4: 13–15). Вот слова Иова: «Если скажу: „утешит меня постель моя, облегчу горесть мою, беседуя сам с собою на ложе моем“, Он страшит меня снами и видениями пугает меня» (Иов 7: 13–14). Царь Навуходоносор видел сон, устрашивший его, и видения головы его смутили его (Дан 2: 1–4). «Сновидения бывают при множестве забот» (Еккл 5: 2) и «во множестве сновидений много суеты» (Еккл 5: 6). «Сновидения многих ввели в заблуждение, и надеявшиеся на них пали» (Сир 34: 7). Ибо в сновидениях являются постыдные образы, которые в ночном обольщении не только сквернят тело, но и пятнают душу. Потому говорит Господь в книге Левит: «Если будет среди вас кто нечист от случившегося ему ночью, то он должен выйти вон из стана и не входить в стан, а при наступлении вечера должен омыть тело свое водою, и по захождении солнца может войти в стан» (Втор 23: 10–11).
Какая скорбь смущает нас, какой трепет поражает, когда мы видим беды друзей, страшимся опасности для родителей! Больше здоровый человек поражается страхом, нежели больной своим недугом. Первого по его собственной воле омрачает скорбь больше, нежели последнего против воли мучит болезнь. Истинно сказал поэт: «Так уж всегда: где любовь — там и тревога и страх»[608]. У кого дух железный, а сердце из камня, так что он не испустит стона, не прольет слезы, видя болезнь и смерть друга? Не будет ли он сострадать страдающему и соскорбеть скорбящим? Сам Иисус, видев Марию с иудеями, шедшими, рыдая, ко гробу, восскорбел духом, возмутился и прослезился (Ин 11: 33–35), но сделал это скорее потому, что возвращал мертвеца к тяготам жизни. Итак, всякий, кто оплакивает телесную смерть друга, но не рыдает о своей мертвой душе, пусть знает, что он греховно жесток и жестоко греховен.
608