Примером своеобразной реакции на «обмирщение» церковной архитектуры может служить Спасо-Преображенский собор Новоспасского монастыря, сооруженный в 1640-х годах, в бытность Никона митрополитом этого монастыря. Грандиозные размеры этого собора, несущего по закомарному покрытию пятикуполье, скупость декоративного убранства возвращали московскую храмовую архитектуру к ее истокам — к эпической строгости сооружений XV и первой половины XVI века. Они должны были выражать, по мысли Никона, идею неподкупности церковной власти, подчеркнуть ее главенствующее место в государстве.
Из гражданских сооружений Никона следует отметить Патриарший двор в Кремле. Его перестройка началась еще при предшественнике Никона, продолжалась с 1642 г. зодчими Д. Л. Охлебининым и А. Константиновым и закончена мастером А. Мокеевым в 1656 г. Соседство Успенского собора и «правила» патриарха определили художественную обработку фасадов: южный, выходящий на Соборную площадь, украшен аркатурными поясами, близкими древним владимиро-суздальским, северный более наряден — членен лопатками, междуэтажными поясками, с двухэтажной лоджией.
Достопримечательностью Патриаршего двора является Крестовая палата. Перекрытая сомкнутыми сводами с распалубками и без внутренних опор, она чрезвычайно велика и обширна. Масштаб и смелость конструктивного решения определялись общественным назначением здания.
Художественный и строительный опыт, обретенный зодчими на протяжении веков, синтезировался в произведениях второй половины XVII века. Развитие бесстолпной конструкции, дающее широкие возможности варьирования сводчатыми покрытиями; применение ступенчатой арки при переходе от четверика к восьмерику с ее внешним декоративным выражением — килевидными и дугообразными кокошниками; возврат к прямоугольному объему храма, увенчанного пятикупольем, привели к созданию новых архитектурных форм. Возникает вытянутая с запада на восток трехчастная композиция церковного сооружения, где шатровая колокольня, трапезная и прямоугольный пятикупольный объем последовательно дополняют друг друга, объединенные щедрым московским узорочьем — белокаменными резными деталями и многоцветными поливными керамическими вставками, органично вплетенными в общую композицию здания.
Несмотря на жесткую схему трехчастной композиции, русские зодчие были необыкновенно изобретательны в подборе пропорций взаимосвязи отдельных частей здания и особенно в его декоративном оформлении. Это видно на примере ряда церквей, сооруженных на протяжении немногим больше одного десятилетия; среди них: Воскресения в Кадашах — одно из лучших произведений «узорчатого» стиля московской архитектуры (1680-е годы), Николы в Хамовниках (построена в 1682 г.), церковь Успения в Гончарах (1654) и др.
Наиболее ярко «узорчатый» стиль последнего десятилетия XVII века проявил себя в столпообразных храмах, берущих свое начало от церкви Вознесения в Коломенском, но очень далеко ушедших от своего прототипа усложненностью плана и декоративно-живописной трактовкой масс. Собственно, в этом сказалась логика развития стиля: нельзя до бесконечности нанизывать декор на статические прямоугольные объемы. Необходимо было достигнуть единства декора и объема. И вот возникает церковь Знамения в Дубровицах (1690–1704) — удивительный образец слитности двух составляющих ее художественный образ. Она сооружена из белого камня, обильная резьба покрывает ее стены. Первый ярус составляет в плаце квадрат, обстроенный со всех четырех сторон глубокими конхами. В верхних ярусах четверик переходит в восьмерик, завершенный короной из кованого, позолоченного железа, несущий крест. Белокаменная резьба группируется на фасадах там, где необходимо подчеркнуть ту или другую конструктивную и функциональную деталь: окна, порталы, изгибы фасадов, их завершение карнизом полного профиля и т. п.
Среди многих сооружений конца XVII века церковь Знамения в Дубровицах занимает особое место своим свободным обращением с канонами православной церкви: она отличается обилием круглой скульптуры, совершенно неожиданным завершением восьмерика красиво нарисованной короной, деталями орнамента, заимствованными из западноевропейской художественной практики. Все это в какой-то степени объясняется теми новыми веяниями, какие приходят в русское общественное мировосприятие еще задолго до реформ Петра I.