Зодчий тепло встретил Гавваса и тут же принял его на работу.
— И я, и Масума-бека знали, что вам не усидеть в Герате, что, узнав о строительстве, вы поспешите сюда. Вы проделали долгий путь, чтобы быть рядом с нами.
И я благодарен вам за это, — сказал зодчий, обнимая Гавваса.
Гаввас Мухаммад рассказал последние гератские новости: разбитый параличом Ахмад Чалаби переехал на окраину города. Кроме всего прочего, он заразился поганой болезнью: глаза, губы, нос покрылись язвами и люди, знакомые и незнакомые, пугливо шарахалиа от него. А недавно он, по слухам, умер…
Так постепенно в Бухаре, вокруг зодчего, собрались все его старые друзья — гератские, ташкентские, самаркандские.
— Рассыпанные жемчужины собраны воедино, — заявила как-то Бадия.
Той же зимой пришел в Бухару караван из Хорасана.
И вместе с караваном приехал Харунбек. Прослышав о том, что зодчий Наджмеддин снова строит, он и его друзья Талаба, Фармон-каль и Али-водонос, прибывшие вместе с ним, были счастливы, что могут потрудиться на строительстве. Во время пребывания в Бухаре они, словно заправские мардикеры, трудились на стройке, выражая тем свою преданность зодчему. Пусть старик почувствует, что у него есть настоящие верные друзья. Но, кроме членов семьи зодчего, их никто не знал, да и не должен был знать.
— Вы — наша надежная опора, — сказал как-то Харунбек зодчему, оставшись с ним наедине. — И хотя вы не держите обнаженного меча, вы — с нами. И мы гордимся всем, что вы делаете для людей, для народа. До вас, очевидно, не дошел слух о том, что Фазлуллах Астрабади и Саид Имамиддин казнены. Мир-Касым Анвар сослан. Не легко приходится нам. Но мы знаем, что вы — верный наш друг, а друзья должны встречаться. Вот мы, прибыв в Бухару по делу, решили повидать и вас, порадоваться вашему благополучию, убедиться в том, что вы здоровы, что вы в безопастности, и, наконец, почерпнуть вдохновение в ваших великолепных трудах. Мы любим свой народ, и мы вернемся в Хорасан — продолжать свое дело, свою борьбу.
Зодчий был растроган до слез.
— Я счастлив, что повидал вас, — сказал он, — вы и впрямь мне близкие и родные люди. Я молю бога о вашем благополучии, как молил бы его о благополучии родного сына.
Вскоре после того, как, зодчий расстался с Харунбеком и его друзьями, пришла страшная весть о том, что многие хуруфиты схвачены и казнены. Среди них Харунбек, Абдулрашидхан Хирави, носивший кличку Талаба, хуруфиты, известные под кличками Сарканда, Интиком, Кульмухаммадхан, Аллабердихан, а также Али-водонос, Фармон-каль и Парфи-сутак. Целую неделю глашатаи оповещали жителей Герата о том, что Харун-ткач, поднявший мятеж в Маймане, казнен вместе со своими приспешниками. Все эти печальные новости зодчий узнал из письма отца Гавваса Мухаммада. Он снова пал духом, ходил угрюмый и все молился о душах своих верных друзей.
Весною в Бухару прибыл зодчий Кавам вместе с сыном, прослышав, что Наджмеддин Бухари строит необычное и великолепное здание медресе. Полный месяц устад Кавам гостил у Наджмеддина Бухари, а затем отправился дальше, в Самарканд. Увидев воочию строящееся здание медресе и ознакомившись хорошенько с чертежами, он пришел в восторг и был окончательно покорен. А он-то считал, что после казни сына Наджмеддин Бухари окончательно падет духом, удалится от дел, утратит интерес к жизни. И теперь, увидев перед собою деятельного, увлеченного своей работой человека, устад Кавам не только удивлялся, но и радовался за старого своего друга, восхищался неудержимым полетом его фантазии. Он просил у бога дать ему здоровья и сил. Один лишь Худододбек ходил мрачнее тучи. Он недавно вступил в брак с дочерью одного влиятельного вельможи, но, увидев, как счастливы Бадия и Зульфикар, люто завидовал им, хотя еще в Герате решил похвастаться перед Бадией своей удачной женитьбой. Он торопил отца с отъездом в Самарканд, твердил, что Бухара, мол, ему не по душе.
А летом гостями зодчего были Ходжа Юсуф Аиду-гани и Джафар Табризи. Вдоволь налюбовавшись строительством нового медресе, они также отбыли в Самарканд.
Работа кипела, кирпичные стены поднимались все выше и выше. Теперь никто бы не узнал зодчего, даже сам он не вспоминал о тех днях, когда жил затворником в маленьком своем домике, охал да стонал с утра до вечера, не хотел никого видеть. Сейчас он успевал повсюду — и туда, где делался раствор ганча, и туда, где шла кладка кирпичей. Появлялся он среди арбакешей, сгружающих камни и кирпичи, и среди плотников. Умно и умело зодчий руководил строительством, вникал во все мелочи, умел вовремя дать совет, подбодрить уставших. На глазах у людей создавалось новое прекрасное медресе, и не удивительно, что каждый трудился с подъемом, а всех словно бы подхватило вдохновение.