— Эта газель из «Дивана Лутфи».
— Превосходно!
— Учителем мавляны Лутфи был Шахобиддин Хия-бани. Мавляна служит при дворце и удостоился милостивого покровительства его величества государя.
— Верно, — подтвердил зодчий, глядя в задумчивые глаза Зульфикара. — А скажите-ка, дитя мое, вы видели Мусалло? Кто его строил?
— Как же, видел, устад. Я издавна мечтал увидеть эти три ни с чем не сравнимые медресе. А строил их устад Кавам.
— Молодец! Ну, отпускаю вас. Вот мы и познакомились! Приходите вечерком после захода солнца, а пока прощайте.
Зульфикар поднялся, почтительно поклонился зодчему и вышел во двор.
Низамеддин пошел проводить его до калитки. Во дворе им попалась Бадия, она бросила взгляд на «этого бухарца» и, словно бы не заметив его, прошла мимо. Зульфикар попрощался с Низамеддином и отправился в караван-сарай, где, как он знал, его с нетерпением ждет отец…
Еще не переступив порога, Зульфикар начал рассказ о происшедшем. Особенно удивило отца то, что Наджмеддин Бухари заставил сына читать газели.
— А настоящий экзамен состоится вечером, — пояснил Зульфикар.
Но мастер Нусрат все дивился.
— Наверно, времени не было, поэтому и перенес разговор на вечер, — решил он.
— Я останусь там ночевать, — сообщил Зульфикар.
— Ну, что ж, ладно, — согласился отец.
Как бы то ни было, пусть даже разговор шел только о поэзии, устад не отказал, он согласился испытать Зульфикара, прежде чем взять его к себе. Значит, он требователен и строг. Недаром ученики его пользовались уважением и почетом бухарских зодчих.
Самаркандская и гератская школа зодчества была создана в Хорасане и Мавераннахре устадом Самарканди, устадом Кавамом и устадом Наджмеддином Бухари; постепенно она стала главенствующей и получила окончательное свое развитие в Лахоре, Багдаде, Дамаске, а также в Бухаре, Мешхеде и Хиве. То было время, когда со сказочной быстротой вырастали красивейшие здания — медресе, минареты, — мосты, бани. Правда, богатые горожане, беки и амиры охотнее пускали своих сыновей по военной, нежели духовной, линии, посылая их учиться в военные школы Самарканда, школы Амира Сулеймана Хаша или Амира Бирандыка.
Иные же стремились обучить юношей строительному делу и зодчеству, ибо ремесла эти высоко чтились в народе. Зодчество ставилось даже выше торговли и медицины…
Вечером, когда уже совсем стемнело, Зульфикар надел теплый халат, натянул на ноги сапоги, взял стопку книг и тетрадей и снова отправился к зодчему.
Наджмеддин Бухари встретил его во дворе и первым делом осведомился, предупредил ли Зульфикар отца о том, что заночует здесь. Зульфикар утвердительно кивнул. Устад пригласил Зульфикара отужинать вместе, а после ужина повел его в дальний конец двора и предложил спуститься в какое-то помещение, скорее всего напоминающее погреб, промозглое и сырое. Это оказалась просторная комната, где было очень холодно, земляной пол не застлан ровно ничем — ни кошмы, ни циновки. По-видимому, пол совсем недавно полили водой, так как то здесь, то там поблескивали ломкие тонкие корочки льда. Посреди этой нелепо огромной комнаты торчал большой и круглый то ли пень, то ли чурбан. При свете свечи, тускло мерцавшей в нише, Зульфикар все же сумел разглядеть, что это пень орешины.
Около горящей свечи лежали еще две новые, непочатые. Двери были крепкие, а грязное оконце выходило на пустырь. В углу лежали различные инструменты — измерители вперемешку с плотничьими инструментами и даже деревянная лопата. Пустота, грозящая поглотить человека.
— Вот здесь вы и будете ночевать, а утром поговорим, — сказал зодчий, пристально вглядываясь в лицо Зульфикара. — Если случайно не сможете заснуть или, чего доброго, замерзнете, потяните вот за ту бечеву, зазвенит звоночек, я приду и вызволю вас.
Зодчий Наджмеддин, оставив гостя одного, запер дверь и удалился.
А Зульфикар все стоял в той же позе. Сердце невольно сжалось от страха. Он подошел к двери и рванул ее. Заперта! Подошел к высокому окну, этому единственному отверстию, откуда, очевидно, днем проникает сюда свет. Пустота! Посреди комнаты пень. Что это значит? Да уж не тюрьма ли это? Попасть в чужом городе под замок, да еще в доме прославленного зодчего Наджмеддина Бухари… Как все это непонятно, как странно! Ни за что ни про что оказаться в заточении. А может быть, его приняли за шпиона, за человека, подосланного царевичем Султаном Абу-Саидом?
Зульфикару доводилось слышать о том, что господин Наджмеддин Бухари близок его величеству, что он так же, как и Лутфи, Андугани, удостоен царских даров и милостей. А что, если в караван-сарай этой ночью явятся нукеры и отца Зульфикара тоже возьмут под стражу?