Напившись чаю, зодчий перешел к главному.
— Ну вот, дорогой мой, — сказал он, — по какой такой причине вы в последнее время подводите нас? Мастера на кладке арок сидят без дела. Вот и господин Чалаби жалуется. Вы, наверно, знаете, что Мирза сам хочет прийти в начале месяца рабиульавваль посмотреть на работы. Надеюсь, что нам отпустят еще денег…
— Верно, верно, устад, — подхватил Абуталиб, пристально глядя на зодчего. — Мы же понимаем, для изразцовой кладки вам нужны лазуритовые плитки, и это для нас дороже и труднее, чем изготовлять посуду. Вы сами знаете, что тут нужны дорогие материалы — и свинцовые, и прочие краски, лазурит, — в общем, вам это лучше меня известно. И мы все делали, устад, ради вас делали. Вот уже два месяца господин Чалаби не выдает нам ни таньги. Приходится покупать на базаре еще и ковыльный пух, и дрова. А у нас пусто не только в карманах…
— Я ведь ясно объяснил гончару, — начал было Ахмад Чалаби, побагровев, — что…
Но зодчий остановил его движением руки. Смотритель работ пробормотал что-то, смешался и умолк.
— Совершенно справедливо, — сказал зодчий, — без денег много не наработаешь, гончар прав. Виноваты мы. Большую часть средств пришлось отдать рабочим, обжигающим кирпич, много ушло на ганч, на подсобных рабочих. Смотритель работ не рассчитал, он думал, что с изразцовыми плитками спешки нет, отрицать это мы не будем. Ну-ка, господин Чалаби, выдайте, пожалуйста, деньги.
Смотритель работ вытащил из кармана мешочки с золотом и серебряными монетами.
— Здесь триста шахрухия, — проговорил зодчий, принимая из рук Чалаби мешочки и протягивая их Абу-талибу. — Тратьте их смело. В ближайшие дни, если господь будет к нам благосклонен, я принесу еще денег.
— Благодарствуем, — радостно отозвался гончар. — Послушайте, устад, уж вы не утруждайте себя. Пусть кто-нибудь из ваших учеников даст мне знать, и я сам приду. Мы вовсе не желаем беспокоить вас.
— Следите хорошенько за глянцем, прочностью, — сказал зодчий.
— Это уж как водится.
— Ну, встали, — зодчий провел ладонями по лицу.
— Может, останетесь пообедать? — учтиво предложил хозяин.
— Время дорого, спасибо вам, прошу вас, пожалуйста, ускорьте работы.
— Если бог будет милосердным.
— От устада Кавама тоже есть заказы?
— Нет. Они пользуются услугами гончаров Васиятиддина и Насреддина. А лазуритовые краски для наших плиток делает сам Мухаммад Сабзавари — химик. Да вы его хорошо знаете, он из рода Шахабиддина Дулдай…
— Вот это большая удача, нам, можно сказать, повезло, — заметил зодчий, направляясь к калитке. — Счастливо вам оставаться, да ниспошлет господь благополучия вам и вашим детям. Успеха вам в работе.
— И вам того же, устад.
Зодчий распрощался с гончаром. Они отправились на стройку: зодчий и смотритель работ Ахмад Чалаби шли рядом, ученики — чуть поодаль.
Порталы нового медресе уже поднимались в небо.
Изо дня в день все краше и величественнее становилась столица государства, а медресе Мирзо, который строил Наджмеддин Бухари, радовало глаз не только дворцовой знати, но и простых горожан.
Договорившись с гончарами и убедившись в том, что теперь-то уж лазуритовые плитки будут доставляться вовремя, зодчий пришел в хорошее расположение духа и сейчас беседовал без неприязни, почти приветливо даже с Ахмадом Чалаби, которого недолюбливал, считая карьеристом, человеком не слишком честным. Он шел рядом с Чалаби и думал о том, что вот Улугбек Мирза пригласил здешнего известного астронома Алауддина-ибн-Мухаммада аль-Кошчи и оказал ему великие почести. Приехавший из Кеша друг зодчего рассказал ему об этом во всех подробностях. Да и вообще весть о том, что Улугбек. Мирза неустанно печется о служите.; с науки, что он далек даже от мысли преследовать зодчих, астрономов и звездочетов, строителей и врачевателей, что он жалует их своей милостью, весть эта распространилась по всему Мавераннахру и Хорасану, проникла даже в Ирак.
Астроном Али Кошчи родился в кишлаке Кутчи, что неподалеку от городов Кеш и Китаб. В южной части Самарканда, у подножия годы Кухак, у него была крошечная обсерватория. Отец его Фазыл Кошчи, человек, преданный науке, служил у Мирзы Улугбека. Прослышав о том, что сын Фазыла учился у Салахиддина Руми и увлекается астрономией и алгеброй, Улугбек призвал Алауддина в Самарканд, ввел его в круг ученых, дал ему жилье и постоянно держал при себе. Слава Али Кошчи как ученого астронома росла день ото дня, так что вскоре сравнялась со славой великого Лутфи. Зодчий восхищался Али Кошчи, думал о том, что когда-нибудь и он, Наджмеддин Бухари, будет окружен таким же уважением и завоюет такую же известность. До него доходили слухи, что Али Кошчи даже прослыл „Пифагором эпохи“. Думал зодчий и о том, как взволнованно говорил когда-то Улугбек о Субутае. Субутай полагал, что жители Хорасана и Мавераннахра употребляют в пищу слишком много зелени и посему они не люди, а скорее уж животные. Великий султан Субутай созвал ханов монгольских племен и вместе с ними смел с лица земли множество городов и сел. „Мы не едим травы, мы питаемся скотом, потребляющим эту траву. А вот эти племена едят не тех, кто потребляет траву и ботву, а жрут саму ботву. Значит, они не люди. Животные они. Поэтому долг наш истребить сих двуногих животных и тем сберечь корм для наших лошадей“. Вот какие речи держал Субутай перед своим свирепым полудиким воинством.