— Началась война, и прекратились дополнительные расходы, как и было обещано. Деньги, предназначенные для оплаты строительства медресе, выдаваться не будут. Так заявил распорядитель работ. И сам он не явился сегодня сюда. Да и впрямь, кто же станет работать без денег. Вот такие нынче дела…
— А что вы сами решили, устад? — спросил младший из братьев Хусанбек.
— Что ж я могу? Только разве работать со своими учениками вместо тех, кто ушел. Но вы не беспокойтесь, тем, кто работает, мы будем платить, не оставим, если угодно всевышнему, людей без вознаграждения.
И вдруг, словно рассеялся туман, застилавший глаза зодчего, он увидел прямо перед собой золотые’ серьги жены, четыре нитки крупного жемчуга, подвески. Да и еще подаренный царевичем лично ему, Наджмеддину, увесистый золотой перстень с прекрасной нишапурской бирюзой. Подобно Харун-аль-Рашиду, велевшему на крупном алмазе, украшавшем перстень, нанести слова «Все проходит» и глядевшему на это мудрое изречение в дни печали, зодчий и на своем бирюзовом перстне сделал надпись: «И это пройдет». Так вот, есть еще и этот перстень.
— Устад, — проговорил Хасанбек, кладя мастерок в таз с ганчевым раствором, — уже больше двух месяцев наши юноши в походе. Есть у вас какие-нибудь вести о них? Господи, хоть бы царевичи помирились, вот было бы хорошо. Мой Шадманбек и на коне-то никогда не скакал и биться на саблях не учился… Очень меня все это огорчает и печалит. День и ночь молю я бога вразумить царевичей — пусть бы пошли на мировую. Каждый день с утра бью одиннадцать земных поклонов и вечером тридцать один. Все молю господа сохранить моего мальчика. Как по-вашему, подошел ли Амир Давуд Барлас к Самарканду?
— Да, — грустно ответил зодчий, — войска уже, должно быть, на пути к Фергане. Если верить людям, близким ко двору, то сражение произойдет на берегу; Сайхуна. Как бы то ни было, но говорят, что победителем выйдет Улугбек.
Мастер Хасанбек задумался.
— А они, случаем, не помирятся? Так думаете, сражение все же будет? — спросил он., — Один бог знает. Трудно сказать что-либо определенное.
Зодчий принялся за работу. Ученики не отставали от своего учителя. Заврак и Зульфикар клали кирпичи на самом верху, Гаввас носил воду и делал раствор из ганча, а зодчий клал кирпичи на правой боковой баш-, не портала. Так захватила их работа, что они не замечали ничего вокруг, забыли все на свете.
А тем временем в доме зодчего началась тревога, «Куда это запропастился отец? — думала Бадия. — Ушел на рассвете, и до сих пор о нем ни слуху ни духу». Предупредив мать, она стремглав бросилась на стройку. Увидев отца на высокой башне портала, при мостившегося там словно галка, Бадия тут же, догадавшись о том, что происходит, снова побежала домой и принесла работающим еду. А на стройке озорная Бадия начала весело болтать с красавцем грузином, что сильно пришлось не по душе Завраку и Зульфикару.
— Пусть бы шла домой, — шепнул Зульфикар на ухо Завраку, — мешает ведь.
Проходя мимо Бадии с грудой кирпичей, Заврак коротко бросил:
— Вот засмотрелся на солнце и отдавил ногу кирпичом.
Бадия спускала Завраку все его шутки, ни разу на него не сердилась.
— Что вы сказали? — переспросила она. — А-а-а, понятно. А раз так, не стоит коситься на солнце.
Заврак рассмеялся.
— Пусть большое солнце сияет в небе, а маленькое солнышко отправляется домой и поможет любимой маме готовить ужин. Вот было бы здорово! Во всяком случае, кое-кто высказывает здесь такое мнение.
— Это что же, общее мнение? — Бадия засмеялась, лукаво взглянув на Заврака. — Или мнение одного лишь господина Нишапури?
— Ошибаетесь, госпожа, это мнение не господина Нишапури, а господина Шаши.
— Ах, так? — Бадия взглянула на Зульфикара. И вдруг вспыхнула. — Понятно… Что ж, я уважаю мнение господина Шаши. Ухожу помогать маме. — И, повернувшись, побежала домой.
Глава XII
Смерть мастера
Вскоре Ахмад Чалаби вернулся на стройку… Он, видимо, задался целью подорвать авторитет зодчего. И конечно, тут же начались новые фокусы. Чалаби делал вид, что имеет где-то на самом верху прочную заручку, первым делом он начал преследовать верных зодчему людей. Как идут работы, продвигается ли строительство медресе — все это его ничуть не интересовало — этому бесстыжему лицемеру важно было узнать, кто оказывает почтение ему, Ахмаду Чалаби, а кто верен зодчему. Вот на что уходило все его время, вот каким важным и неотложным делом занялся Ахмад Чалаби. Порою он, криво улыбаясь, сообщал, что царевич оказал милость и поручил ему выдать деньги, но выдать лишь тем, кто хорошо работает. Всеми силами он старался подчеркнуть свою близость к царевичу и весьма прозрачно намекал на то, что деньги, мол, находятся вовсе не в руках зодчего, а в его руках — в руках Ахмада Чалаби.