— Точно так, — подтвердил остробородый невзрачный и худой человек, глянув на царевича.
— Ошибаетесь, — улыбнулся Улугбек, — все же это стадо. Якуббек совершенно прав. Пусть зоркие воины поглядят сами, это же стадо!
Мухаммад Аргун догадался, что царевич шутит. И прекрасно он понимает, что пыль подняло войско противника. Улугбек скакал на своем Йульбарсе, и улыбался, вселяя в души воинов отвагу и мужество.
— Ясно… — протянул Аргун.
— Ну, а раз всем ясно, скачите немедля к господину Шаху Малику-тархану, пусть начинает — его ход. Вперед на стадо!
Мухаммад Аргун стегнул коня, спеша передать приказ царевича. Через минуту войско Ибрагима Дулдая, подняв огромное облако пыли, с криком и гиканьем ринулось в атаку на ферганцев. И еще через минуту начался хаос: ржали кони, свистели сабли, степь огласилась криками, ревом, воем. Кони вставали на дыбы, мечи сверкали в лучах солнца. Будто в водовороте, смешались люди в кровопролитном бою. Никто не обращал внимания на свалившихся наземь, раненые кони в страхе метались среди людей. По знаку царевича Мухаммад Аргун поскакал к Амиру Давуду Барласу, с тревогой следившему за царевичем из-за холма. Увидев скачущего Аргуна, он со своими воинами ринулся в бой. И вслед за ним сам царевич с Якуббеком присоединились к атакующим с левого фланга.
Ахмад мирза, приведший большое войско, вот уже полтора часа наблюдал за боем. Он понял, что терпит поражение. Если сражение продлится еще час, не останется в живых ни одного его человека. Собрав с десяток воинов, Ахмад пустился наутек. Около ста всадников поскакали вслед за ним. Ибрагим Дулдай, начавший атаку, с сотней нукеров бросился за Ахмадом. Ферганцы, поняв, что их военачальники покидают поле Соя, разбежались кто куда. Многие соскакивали с коней и бросали оружие.
Ахмад мчался не в сторону Хоканда, а прямо к Ашту. Но Ибрагим Дулдай все же настиг его.
Войско, разделенное на три части, снова объединилось и двинулось в сторону Хоканда…
Низамеддин скакал с обнаженным мечом в группе правого фланга под предводительством Амира Давуда Барласа. Уже целый час его кружило в вихре боя. Он рубил направо и налево, валил врагов с коней. С одним из вражеских воинов ему пришлось повозиться всерьез, оба не желали уступить друг другу. Какой-то конный, пятившийся почему-то назад, разъединил их. Забыв обо всем на свете, не понимая, что происходит, опьяненный битвой, Низамеддин как лев кидался на любого, у кого не было самаркандской метки на одежде. В пяти шагах от него какой-то всадник кубарем скатился с лошади, но тут же вскочил и, отряхивая пыль с одежды, затравленно огляделся по сторонам. Но еще через мгновение голова его скатилась с плеч, тело грохнулось оземь и затрепетало. Увидев фонтан крови, брызнувшей из шеи убитого, Низамеддин отвернулся. На одежде этого воина самаркандской метки не было. Усы и борода его были с проседью, и Низамеддину подумалось, что, должно быть, пожилой человек. Вдруг испугавшись, что и ему вот так же отрубят голову, Низамеддин оглянулся и кинулся к сражавшемуся с ферганцем самаркандцу. Подскакав, он с размаху рубанул по плечу ферганца, свалил его с коня. Уже терявший силы самаркандец благодарно глянул на него. Теперь они вдвоем повернули налево и устремились к сражавшимся, туда, где звучно лязгали сабли. В гуще боя Низамеддин то и дело искал глазами своих друзей — Шадманбека и Абуали. Увидав бегущих воинов, Низамеддин понял, что ферганцы дрогнули. Шагах в двадцати Низамеддин увидел воина, сошедшего с коня и кинувшего оружие на землю. Подскакав к нему, Низамеддин поглядел на склоненную голову и не тронул его. Саблю он положил перед собой на седло и вдруг увидел запекшуюся кровь. Ему почудилось, будто со лба его струится обжигающе горячий пот. Он поднес ладонь ко лбу — утер пот, но ладонь мгновенно окрасилась алым. Низамеддин приподнял шапку, она вся пропиталась кровью, а он и не заметил, что ранен. Голова разламывалась от боли. Сидя в седле, он поглядел на кинувшего оружие ферганца: тот, увидев кровь, каплями стекающую со лба Низамеддина, отвел глаза. Минуту они глядели друг на друга — победитель и побежденный. Повернув коня, Низамеддин поспешил вдогонку за воинами, вышедшими на Хокандскую дорогу. Но, проскакав совсем немного, он увидел распростертого на земле человека, туго перепоясанного широким ремнем, украшенным серебром. Сердце его замерло. Низамеддин остановил коня: на одежде убитого самаркандская метка. Спрыгнув на землю, он повернул убитого лицом вверх — Шадманбек. Друг! В глазах потемнело, в сердце словно вонзилось жало.
Воин, ехавший вместе с ним, поджидал Низамеддина в сотне шагов: