Когда-то сюда, в ущелье Равач, приезжала и Гуль-гун Ако, тоже в скромном наряде горожанина. И ее никто не узнал.
С любопытством следят зрители за горделиво гарцующими в долине всадниками, даже кони под ними и те преисполнены величавого достоинства. Словом, каждый старается не нарушить высокой торжественности праздника, тем паче если его удостоит своим присутствием августейшая особа. Порою можно встретить и бог весть как затесавшегося сюда нищего или калан-дара, беспрерывно тянущего нараспев притчи из «Моего султана».
Нарядившаяся мальчиком Бадия ехала в крытой арбе с отцом и матерью, но лишь только кортеж миновал мост Пули Малан и реку Герируд и достиг холмов, она пересела на коня брата. Конь до этого еле плелся за крытой арбой, но, едва Бадия вскочила в седло, он заиграл, запросил поводьев, видимо гордясь своей всадницей.
За конем Низамеддина недаром ухаживала Бадия, Вовремя засыпала ему овес, поила свежей водой, ласкала, расчесывала гриву. Стоило Бадие войти в конюшню, и гнедой приветствовал ее радостным ржанием. Хотя Низамеддин и был страстным охотником до лошадей, он не очень-то заботливо ухаживал за гнедым. Носился он чаще всего на своем скакуне Белом голубе, а смирный гнедой простаивал целыми днями в конюшне. На его счастье, в доме была Бадия. И на сей раз, лишь только Бадия взялась за уздечку, гнедой радостно заржал и пошел крупной рысью. Только четверо, включая зодчего и его жену, знали, что на гнедом коне скачет сейчас не юноша, не мальчик. Да и повадки у Бадии были совсем мальчишеские. Аккуратно подобрав волосы, она натянула на голову бархатную тюбетейку Низамеддина и искусно повязала ее тонкой чалмой, по примеру гератских юношей. Кончик чалмы с золотым узором свисал ей на плечо. Надела она и сапоги брата, его рубаху и легкий красный халат, подпоясалась его же широким ремнем с блестящей латунной пряжкой. Конь Бадии шел теперь неспешной рысцой впереди арбы. Вдруг, подмигнув Завраку Нишапури, Бадия подняла коня в галоп. Ни мать, ни отец не смотрели сейчас в ее сторону, один лишь Зульфикар время от времени высовывал голову из крытой арбы и поглядывал на Бадию. Откровенно говоря, Зульфикар немножко ревновал Бадию к Завраку, вернее, косо поглядывал на их дружбу. Ни за что на свете не посмел бы он сам выразить открыто свои к ней чувства, но девушка и без того прекрасно понимала, что этот бухарский юноша без памяти влюблен в нее. Может, поэтому она сейчас особенно изящно гарцевала на своем гнедом коне, все время опережая арбу. Но вскоре, снова поравнявшись с арбой, с улыбкой обратилась к хмурившемуся Зульфикару:
— А вы не обиделись, что я отобрала у вас коня?
— Нисколько! — почтительно ответил Зульфикар. И вдруг покраснел до ушей. Он поглядел сначала на Бадию, потом на ее мать. Он знал, как любит Бадия подшутить над ним в присутствии родителей. Но тут она снова заговорила:
— Гнедой, видите ли, привык ко мне. Оя любит меня больше, чем моего брата, когда-то он даже сбрасывал Низамеддина. Конь ведь никогда не забывает грубости. А брат его однажды ударил. Вот я и подумала, к вам он не привык и может вас тоже сбросить. Животные понимают все, что говорят хозяева, особенно лошади и слоны. Вот и он сейчас понял то, что я вам сказала. Только ответить не может, — с веселым смехом добавила Бадия.
— Я догадался, что гнедой понимает то, что вы ему говорите, — улыбнулся в ответ Зульфикар. — Я как-то слышал однажды, как вы убеждали его поесть, когда он капризничал, и доказывали ему, что есть надо вовремя, иначе можно и заболеть. Своими ушами слышал.
— Верно, верно.
— Да и трудно не понять, — снова улыбнулся Зульфикар. — Гнедой сразу повеселел, когда вы вскочили в седло. Он так красив!
— А я? — вдруг спросила Бадия.
Зульфикар промолчал. Он не смел ответить — рядом сидели родители Бадии.
— Мне говорили, что у вас в Бухаре есть жена, — продолжала Бадия. — Это правда?
— Что?
— Что у вас в Бухаре есть жена.
— Нет, — отрицательно покачал головой Зульфикар.
— Почему же отец до сих пор вас не женил? Я слыхала, что в Бухаре рано женятся.