— Ага, у нишапурских голова вроде бы начинает работать.
Она снова вприпрыжку побежала от них и скрылась за огромным валуном.
— Пошли, — сказал Зульфикар Завраку.
— Подумать только, — отозвался Заврак, — этакий бык и такая пери, — он кивнул на стоящего у своего шатра Худододбека, — да он же просто каменная глыбина, а она — чистый изумруд. Вот уж поистине, лучший виноград пожирает собака… Неужели эта умная и озорная девушка достанется ему?
— А чем он вообще занимается?
— Чем занимается?.. Любуется петушиными и козлиными боями… Играет в азартные игры…
— Да-а, дела. Бедный отец.
— Эй, господа! — Бадия через минуту догнала их. — Подумайте, у меня ведь и жемчуг на шее.
— Оказывается, головы нишапурских с утра-то и работают, а после полудня отдыхают…
— Ха-ха-ха! Сдаюсь, брат Нишапури!
— Вот это слова мужчины! Ну-ка, подставляйте руки! — он снова плеснул воду из кувшина на руки Бадии.
— Так я ведь только что их мыла, уж больно вы благочестивы, брат.
— Но вас же от этого не убудет.;
— Господа, вы только взгляните на горы. Как же они прекрасны на рассвете! — говорила Бадия. — А это поле тюльпанов, а эта трава, пробивающаяся между камнями, да и прямо из камней!.. А за горами, наверно, долины, реки, верно, Зульфикар-ага?
— За этой цепью гор, — серьезно ответил Зульфикар, — идут еще очень высокие горы, и есть там город Карах. А за ними туркестанская горная цепь, а еще дальше река Мургаб и пески. Потом Самарканд, а за ним благословенная Бухара.
— Разве Бухара тоже в той стороне?
— Да, к северу отсюда.
— А вы очень скучаете по дому?
— Скучал первое время…
— А теперь?
— Теперь привык.
При этих словах Зульфикар с опаской покосился на Заврака. Как хотелось ему сказать, что любовь к дочери зодчего сильнее его тоски по родине, что город, дом, в котором она живет, дороже для него всего на свете. Кто знает, быть может, Бадия угадала его мысли, потому что больше вопросов не задавала, только печально поглядела в лицо Зульфикара и быстро опустила глаза. Она снова забыла, что здесь она считается мальчиком, юношей, а поступает совсем по-женски.
— Господи! — воскликнула Бадия после короткого молчания. — Когда же начнется праздник?
— Да уже начался…
— Оставьте вечные свои шутки, Нишапури! Где базар? Скачки? Состязания? Борьба? Где вожаки с медведями? А где, наконец, кондитеры? Ведь говорили же, что здесь будут горы сладостей и ревеня.
— Не торопитесь, братец, все будет, — заверил Заврак.
— Говорили также, что здесь где-то в пещере живет святой. А не совершить ли нам паломничество?
— Я тоже слыхал о святом, — сказал Заврак, ставя кувшин у шалаша. — Но, очевидно, к этой пещере мы пойдем все вместе. Матушка Масума прихватила с собой пожертвования. Я сам клал на арбу целый узел. Быть может, и устад Кавам и господин Табризи тоже выразят желание поклониться святому…
— Я тоже так думаю, — подтвердил Зульфикар.
— Нет! — вдруг упрямо нахмурилась Бадия. — Не желаю я идти с господами чалмоносцами. Для чего мы приехали сюда? На праздник или для того, чтобы почтительно склонять головы перед этими знатными господами? Мы ведь не в соборной мечети Джаме.
— Верно, — улыбнулся Зульфикар. — Я согласен.
— А вы? — Бадия кинула быстрый взгляд на Заврака.
— И я согласен.
— Достаточно того, что мы в городе изнываем в беспрерывной духоте и скуке.
— О господи, вы только посмотрите на эту «изнывающую в духоте», — заметил Заврак. — Послушайте, милый юноша, остыньте-ка лучше немного.
Бадия рассмеялась. И Зульфикар за ней, хотя ему и не очень понравилось это фамильярное обращение «милый юноша».
— Ладно, друзья, бросим этих важных господ. Пойдем без них.
— А Худододбек? Пусть и он с нами идет, — предложил Заврак.
— Это уж и вовсе ни к чему, — Бадия, вспыхнув, взглянула на Зульфикара. — Пусть идет со своим папочкой. Нечего ему делать с нами, ведь всем известно — куда ни ступит его нога, все вокруг леденеет. Не люблю высокомерных. Терпеть не могу. А мне сегодня хочется на гнедом поскакать, пусть и он порезвится…
— Кажется, вы и нас решили заставить попотеть, не только своего гнедого.
— Вполне возможно, что вы еще побегаете с высунутым языком за моим гнедым.
— Что же, и побегаю, да боюсь, как бы этот мой высунутый язык не навлек на меня беду.
— И правильно, бойтесь. Но не горюйте, стоит человеку лишиться головы, и он сразу избавляется от всех хлопот и забот!
— О чем это вы, юноша? Вы меня так запугали, что я и близко к вам не подойду. У меня и в городе дел хватает, вовсе не обязательно было мне ехать на это гулянье. Остался бы я, глупый, в городе и послал бы вместо себя Гавваса.