Уважаемой Марианне Дмитриевне от искренне преданного друга, соперника Бальмонта – Николая Гумилева.
Марианна Дмитриевна – это Марианна Дмитриевна Полякова, адресат цикла “Дева солнца” из книги “Романтические цветы”.
Позже, в 1908 году, уже почти сложившимся поэтом, Гумилев так скажет о стихах Бальмонта лучшего периода: в них “уже таятся зачатки позднейшего разложения – растления девственного русского слова во имя его богатства. Есть что-то махровое в певучести и образности этих стихов, но они еще стыдливы, как девушка в миг своего падения”. Еще позже, в 1916 году, Гумилев говорил О. А. Мочаловой: “У Бальмонта есть такие прекрасные стихи, пришедшие из таких свежих глубин, что все простится ему”. Но, чтобы по-настоящему почувствовать силу и слабость этой поэзии, необходимо было пройти через период любви к ней – и подражания ей.
Константин Бальмонт. Рисунок В. А. Серова, 1905 г.
В какой-то момент при сквозном чтении первого тома собрания сочинений Гумилева настораживаешься. Вдруг – после десятка бесформенных юношеских опусов – чувствуешь: в очередном стихотворении некоторые строки начинают по-настоящему петь, слова, рифмы, образы уже не производят впечатления беспомощности и неуместности. Это еще не хорошие стихи, но уже стихи, нечто обещающие. Заглянув в примечания, понимаешь, что интуиция тебя не обманула. Как раз на этом месте заканчивается тетрадь Машеньки Маркс и начинается первая книга Гумилева – “Путь конквистадоров”.
Именно в Тифлисе Гумилев почувствовал себя поэтом. Именно здесь, по собственному признанию, родилось его второе “я”, тот, кто
Но статьпоэтом ему еще предстояло.
Глава третья
Цветы императрицы
1
Двадцать первого мая 1903 года Гумилев окончил шестой класс Тифлисской гимназии и получил отпускной билет в Рязанскую губернию до 1 сентября. Но обратно в Тифлис семья, видимо, уже не собиралась. Туберкулез у Дмитрия прошел; пришла пора возвращаться на север.
В середине лета Гумилев с матерью и А. С. Сверчковой (которая после десяти лет самостоятельной жизни как раз в это время воссоединилась с семьей отца) покидает Березки и уезжает в Царское Село. Как считается, это связано было с его (упомянутыми в предыдущей главе) пропагандистскими попытками. Степан Яковлевич и Дмитрий еще некоторое время оставались в Березках. Дмитрий Гумилев, окончивший гимназию, избрал военную карьеру [24], а Николай должен был еще два года проучиться в Царскосельской гимназии.
Гумилев-отец пишет прошение установленного образца и подписывает обязательства, содержащие и такой пункт:
Обязуюсь… внушать ему, чтобы при встрече с Государем Императором и членами Императорской Семьи останавливался и снимал фуражку, а при встрече с господином Министром Просвещения и товарищем его, попечителем учебного округа и помощником его, начальниками, почетными попечителями, преподавателями и воспитателями гимназии отдавал им должное почтение.
11 июля 1903 года директор Царскосельской гимназии Иннокентий Федорович Анненский подписывает распоряжение о принятии Николая Гумилева в гимназию – на положении интерна (пансионера), однако с разрешением жить дома. Последнее мотивировалось отсутствием мест в пансионе. Живет гимназист с родителями – в доме Полубояриновой, на углу Средней и Оранжерейной улиц.
Не стоит думать, что Николаевская Царскосельская гимназия (несмотря на статус императорской) была каким-то особо привилегированным или аристократическим учебным заведением. Вот свидетельство преподавателя Б. Б. Варнеке, относящееся как раз к началу XX века:
Состав учеников в Царскосельской гимназии был очень неодинаков. Маленький островок среди них составляли дети той литературной и служебной интеллигенции, которая жила в Царском из-за его якобы здорового климата. Но громадное большинство составляли природные царскоселы: в Царском жили гвардейцы и придворные: они своих детей отдавали не в гимназию, а в Лицей или Пажеский корпус, на долю гимназии оставались мелкие придворные чиновники и лакеи царя или великих князей.
Учебные успехи Гумилева были по-прежнему более чем скромны. В седьмом классе он получает лишь одну годовую четверку – по закону Божию. В трех четвертях он удостаивается хорошей отметки по русскому языку, но тройка с минусом в последней четверти портит дело; итог – годовая тройка. Никакие познания в российской словесности не могли перевесить “орфографический кретинизм” начинающего поэта. История и греческий (который преподает сам директор) – тройки, физика – тройка с минусом. Две четвертные двойки и годовая тройка по французскому. Наконец, двойки по математике и латыни… Экзаменов по этим предметам Гумилев сдать не смог и вновь остался на второй год [25].
Но и в следующем году Гумилев учится немногим лучше. Четверку он получает лишь по закону Божию, по латыни с трудом вытягивает на тройку с минусом, а по математике получает даже “два с минусом”. По всем остальным предметам – тройки. Возможно, именно в этот момент встает вопрос об отчислении из гимназии, и именно тогда директор, как утверждают, заступился за ученика, сказав: “Да, господа! Все это верно. Но ведь он пишет стихи!” Впрочем, в это время (весной 1905 года) положение самого Анненского было более чем шатко.
Поэзия из приватного увлечения становится главным фактором жизни Гумилева – а также тайной нитью, связывающей (пока неведомо для обоих) директора с семиклассником-двоечником. Но прежде чем говорить о директоре – немного о самой гимназии.
Здание Царскосельской гимназии. Открытка, 1900-е
Основана она была в 1870 году и располагалась в здании, первоначально построенном архитектором И. Монигетти в 1862–1869 годы для богадельни. В 1889 году архитектор Смирнов надстроил в здании гимназии третий этаж. Рядом находилась ратуша, построенная также Монигетти в 1862–1865 годы.
Эпоха Анненского в истории гимназии и его собственная педагогическая деятельность описываются мемуаристами очень по-разному. Существует немало апологетических отзывов. Эрих Голлербах, учившийся в реальном училище, понаслышке свидетельствует: Анненский “сумел внести в суть гимназической учебы нечто от Парнаса, и лучи его эллинизма убивали бациллы скуки. Из греческой грамматики он делал поэму, и затаив дыхание слушали гимназисты повесть о каких-то “придыхательных”. Как преподаватель древних языков, Беликов, Анненский, естественно, был сторонником классического образования, что плохо сочеталось с его довольно левыми политическими взглядами. По свидетельству преподавателя П. П. Митрохина, “при поддержке весьма немногих он имел мужество заявить, что система Толстого [26]при всех ее вольных и невольных грехах была попыткой европеизации русского образования” [27]. Митрохин не скупится на похвалы своему бывшему начальнику:
24
Некоторое время учился в Морском кадетском корпусе (как указывает В. Срезневская), затем в Николаевском кавалерийском училище (1906); сдал офицерский экзамен при Павловском военном училище; служил в лейб-гвардии стрелком батальоне и 147-м пехотном самарском полку. С 1910 г. в запасе (см.:
25
Архив П. Н. Лукницкого в рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинского Дома).
26
Граф Д. А. Толстой (1823–1889), министр народного просвещения в 1866–1880 гг., насаждавший классическое образование.
27
Будущего композитора В. Дешевова (одно время приятеля Гумилева), перешедшего в реальное училище, Анненский при встрече упрекал за то, что тот “променял искусство на ремесло”.