Он пригласил меня участвовать в журнальчике, который он издавал…
Он уже успел побывать в Африке и спросил меня, люблю ли я путешествовать. Я ответил, что люблю, но для Африки у меня нет достаточно денег, на что Гумилев ответил: у меня тоже нет денег, а я вот путешествую.
Очень скоро я с Гумилевым рассорился из-за того, что он не прислал мне номера журнала, в котором были помещены мои стихи.
“Путешествовал” Гумилев пока что лишь в воображении – на это денег и впрямь не нужно…
Что до стихов Биска, то в “Сириус” вошли не строки про “чудовищные факелы” (и впрямь энергичные), а два стихотвореньица про “бледных девушек”.
И еще один поэт напечатался в “Сириусе” – под литерами А. Г.:
Под литерами скрывалась конечно же Анна Горенко. Это была ее первая публикация.
Как рассказывал Гумилев, “я не пришел в восторг от этого стихотворения, а конец – “мне сковал его месяца луч золотой” – я советовал и вовсе отбросить. Но все же я напечатал его… Я был катастрофически влюблен и на все готов, чтобы угодить Ахматовой”.
4
Мотив кольца в отношениях Гумилева и Ахматовой – один из сквозных.
Начать с эпизода, рассказанного Ахматовой в разговоре в В. Д. Дувакиным: Гумилев, сделав ей предложение, подарил дорогое кольцо с рубином, которое в тот же день закатилось в какую-то щель между досками. Ахматова не могла попросить мать о помощи: она “не должна была принимать такие подарки”. Так кольцо и пропало.
К какому времени относится этот эпизод? К 1905 году? Тогда Анна отвергла предложение Гумилева: странно было бы принимать кольцо. К тому времени, когда она согласилась стать его женой? Но в качестве официального жениха он мог делать ей любые подарки.
Юношеское стихотворение Ахматовой связывают, впрочем, скорее с другим кольцом – тем, которое было позднее подарено Б. Анрепу, тем, чья судьба в поэтически преображенном виде отразилась в знаменитой “Песне о черном кольце”.
Но это дела далекого будущего.
В 1906 году Анна Горенко живет в Киеве, из прежних друзей переписываясь лишь с С. В. Штейном и с Валерией Тюльпановой. В сохранившихся (опубликованных в 1986-м Э. Герштейн) письмах к Штейну она признается в еще не угасшей любви к Владимиру Голенищеву-Кутузову: “В жизни нет ничего, кроме этого чувства… Хотите сделать меня счастливой? Если да, пришлите мне его фотографию”.
В 1924-м Ахматова говорила Лукницкому о (не названном по имени) Голенищеве-Кутузове как о своей единственной любви, о письме, которого она безнадежно ждала три года в Киеве и в Крыму.
Тем не менее в конце 1906 года она – “сама не зная почему” – пишет Гумилеву в Париж. Адрес его был ей известен: Гумилев переписывался с Андреем Горенко. По словам Ахматовой, “это письмо не заключало в себе ничего особенного”, но Гумилев немедленно “забросил два романа” (с Орвиц-Занетти и с неизвестной дамой) и послал в Киев письмо – с новым предложением руки и сердца. И на сей раз он получает согласие. Гумилев извещает о своей помолвке родителей и отправляет, “как полагается”, соответствующее письмо матери Анны, Инне Эразмовне.
2 февраля 1907 года Анна пишет Штейну:
Я выхожу замуж за друга моей юности (Анне в момент написания письма неполных восемнадцать. – В. Ш.) Николая Степановича Гумилева. Он любит меня уже три года, и я верю, что мне судьба быть его женой. Люблю ли его я, не знаю, но кажется мне, что люблю. Помните у Валерия Брюсова:
И я дала ему руку, а что было в моей душе, знает Бог и Вы, мой верный дорогой Сережа. Оставим это.
Что было в ее душе? Вот цитата из следующего письма: “Хотите знать, почему я не отвечала Вам: я ждала карточку Г.-К. и только после ее получения хотела объявить Вам о своем замужестве”.
“Замуж пошла ты, другого любя…” Впрочем, настроение девушки меняется с истерической быстротой.
Мой Коля собирается, кажется, приехать ко мне – я так счастлива. Он пишет мне непонятные слова, и я хожу с письмом к знакомым и спрашиваю объяснения. Всякий раз, как приходит письмо из Парижа, его прячут от меня и передают с величайшими предосторожностями. Затем бывает нервный припадок, холодный компресс и общее недоумение. Это от страстности моего характера, не иначе. Он так любит меня, что даже страшно. Как Вы думаете, что скажет папа, когда узнает о моем решении? Если он будет против моего брака, я убегу и тайно обвенчаюсь с Nicolas.
Жду каждую минуту приезда моего Nicolas. Вы ведь знаете, какой он безумный, вроде меня.
И вдруг – 13 марта:
Все ушло из жизни вместе с освещавшим ее светлым и радостным чувством…
Речь идет не о чувстве к Гумилеву – это очевидно.
Но уже в 18-летней Анне как будто независимо друг от друга живут два разных существа: нервная и страстная барышня – и очень рано созревший, знающий себе цену и целеустремленный человек. Девичьи излияния прерываются разговором о стихах – и интонация сразу же меняется: “Стихи Федорова за некоторыми исключениями действительно слабы… Он не поэт, а мы с Вами, Сережа, – поэты”. Конечно, здесь есть элемент самоиронии – и все же… А ведь Александр Федоров – известный стихотворец бунинского круга, умелый, хотя и не слишком вдохновенный профессионал, а стихи Анны Горенко этой поры – примерно на уровне “тетради Машеньки Маркс”. И тут же: “Нет ли у Вас чего-нибудь нового Гумилева? Я совсем не знаю, что и как он теперь пишет, а спрашивать не хочу”.
Все эти события как раз совпадают по времени с изданием “Сириуса”. Во втором номере появляется стихотворение Анны; она посылает в Париж другое стихотворение – для третьего номера журнала, но делает это слишком поздно: стихи в номер не попадают, а затем “Сириус” прекращает выходить. Отношение Анны к этой затее лучше всего передает пассаж из письма к Штейну – из того же письма от 13 марта:
Зачем Гумилев взялся за “Сириус”? Это меня удивляет и приводит в необычайно веселое настроение. Сколько несчастиев наш Никола перенес, и все понапрасну. Вы заметили, что все сотрудники почти так же известны и почтенны, как я?
Тем не менее свою литературную биографию она числила именно от этой публикации. В начале 1967-го Ахматова предполагала отмечать 60-летие литературной деятельности (что по тем временам было явным анахронизмом: в СССР принято было считать писательские юбилеи от дня рождения, а не от первой публикации). Точкой отсчета была именно публикация в “Сириусе”.