Мы подходим к океану. После Горниота он шумит немного по-другому. Пена более чистая, а вода то кажется тёмно-оранжевой, то тёмно-фиолетовой. Прямо как небо, которое теперь не полыхает кровавыми красками.
– Горниот закончился?
– Почти. – Эндрю вглядывается в небесную даль. – Скоро рассвет. Тогда он действительно закончится.
– И ты хочешь, чтобы мы встретили его вместе? – догадываюсь я.
– Не совсем, – с грустью улыбается Эндрю. Я замечаю, что после нашей победы его улыбка всегда выходит печальной, но искренней. Будто внутри он всё ещё хранит ту боль, которую или получил, или не смог вытащить наружу.
Он молча указывает вперёд, но подойти ближе не решается.
Практически у самого края берега покоится деревянный гроб с открытой крышкой. Внутри него лежит бездыханное тело, полностью завёрнутое в белое покрывало. Примерно на уровне груди, прямо под сердцем лежит металлическая маска.
– Я знаю, ты просила похороны. Но не знаю, найдётся ли место в целом мире, чтобы похоронить его, как следует.
– И что ты предлагаешь? – спрашиваю я, глядя на пенистые волны, доходящие до низа гроба.
– Вообще-то решать тебе. Если ты захочешь, мы похороним его здесь, на Нейтрале. А ещё можно сжечь тело, – немного понизив голос, говорит он.
В этот момент я вспоминаю своё первое видение. Как Эндрю, стоя на коленях перед чей-то могилой, совершал незнакомый мне ритуал. Если я правильно поняла, то он мог быть связан с воскрешением.
– Ты прав, – сглатываю я. – Ему нигде не найдётся места, даже под землёй.
– То есть?..
– Сделаем это вместе? – предлагаю я, посмотрев прямо в его лицо. – Прямо сейчас.
Эндрю смотрит на меня, широко раскрыв глаза, но спустя время отводит их прямо в сторону гроба и решительно кивает. Не отпуская друг друга, мы твёрдым шагом подходим к мёртвому Высшему и одновременно опускаем руки на белоснежную ткань, которую в один миг охватывают и синее, и золотистое пламя.
– Мне жаль, – тихо говорит Эндрю. – Он был твоим отцом.
– Нет, – твёрдо заявляю я. – Он никогда им не был. Ты поступил правильно. Он должен был умереть.
– Но ты всё равно грустишь.
Эндрю ласково смахивает с моего лица выступившую слезу.
– Да. Сама не знаю почему.
В воздух поднимается запах дыма. Огонь трещит, сливается воедино, полностью пожирая тело, завёрнутое в саван. Постепенно встаёт солнце, озаряя море, песок и нас.
– Эндрю, я должна кое-что тебе сказать. Понимаешь, я вижу будущее, – скомкано объясняю я, стараясь смотреть только на него, а не на горящий саван. – Точнее, видения, короткие обрывки. Одним из них был сегодняшний бой, и всё сбылось. А ещё…
Он приставляет указательный палец к своим губам, говоря мне остановиться хотя бы на секунду.
– Эшли, я знаю. Но я не хочу знать будущее.
– Ты не понимаешь, это важно!
– Может быть. Но я знал пророчество, и его строки сводили меня с ума. Теперь, когда я знаю всю правду, мне не легче. Даже наоборот. Всё оказалось так просто, но одновременно и запутано. Те две строчки про мою смерть, которые в итоге оказались вымыслом, не давали мне покоя. В общем, некоторые знания и помогают, и в то же время серьёзно вредят.
– Видение касается тебя.
– И если я захочу его узнать, то попрошу тебя. Но не сейчас.
Я киваю, смирившись с его решением. Эндрю берёт меня за руки и с нежностью вводит по ним пальцами.
– А теперь я должен тебе кое-что сказать, – тихо произносит Эндрю, будто специально подчёркивает, что эти слова предназначены только мне и больше никому. – Конечно, можно обойтись обычными тремя словами. Но они не передадут того, что я чувствую, глядя на тебя. Ты изменила мою жизнь, причём полностью. Перевернула её с ног на голову. Ты подарила мне новую жизнь. И чем дольше я на тебя смотрю, тем больше понимаю, насколько эта новая жизнь удивительна. Насколько восхитительна ты. Ты спокойна и прекрасна, как летний штиль, а ещё буйная и непокорная, как взбушевавшееся пламя. Я готов уйти с головой в твой бесконечный шторм, ведь его вихрь безвозвратно затянул меня. Меня затянула ты. Я буду любить тебя до конца дней, несмотря ни на что. Я люблю всё, что в тебе есть, даже твои шрамы, – он с любовью касается длинного рубца. – Я знаю, что недостоин тебя, что я невыносим, но…
– Ты идеален.
Не слушая больше ни слова, я целую его в губы, и Эндрю отвечает тем же. Поцелуй выходит намного лучше первого, теперь он действительно настоящий. Горячий, пламенный, удивительный. В голове точно выплёскивается вулкан самых разных эмоций. Ритмы наших сердец сливаются в один. Где-то там, далеко, два пламени вспыхивают ярче.
Когда поцелуй заканчивается, солнце уже встаёт, а саван практически догорает. Я смотрю в ярко-зелёные глаза Эндрю и шепчу:
– С днём рождения, – и снова целую его.
***
– Ты уверена? – спрашивает Эндрю, стоя перед той самой дверью, ведущей к другому пророчеству.
– Абсолютно. Возможно, открытие дополнительных сил и ведут к разгадке тех двенадцати дверей.
– Но ты не овладела ими полностью.
– Всё равно нужно попробовать. Только так мы сможем получить ответы, учитывая, что Мависса сбежала.
После сжигания тела Высшего, я решила проведать Мависсу, которой не оказалось ни в одной тюремной камере. Как позже выяснилось, ей удалось уйти ещё до того, как в тюрьмы были посажены другие. Поэтому её никто не видел и не знает, куда она могла пойти. Даже Ник ничего не слышал о ней.
Эндрю открывает дверь, ручка которой тут же полыхает ярким светом, явив символ Змееносца. Он пропускает меня вперёд, и я сразу подхожу к последней двери, над которой начерчен символ моего Знака: Рыбы.
– В начале появляется фраза на древнезодиакальном, – сообщает Эндрю.
– И какая же была у тебя?
– У меня было их две. От Змееносца и от Стрельца – Suscipere ipsum и Memento mori.
– Прими это и помни о смерти, – перевожу я. – Как-то пессимистично.
Я поворачиваю дверную ручку двери своего Знака, в этот же момент перед глазами вспыхивает голубая святящееся надпись: «Mutationes vitari non potest»
– Перемен не избежать. И что это значит?!
Неожиданно в руке вспыхивает жжение, которое проходит спустя лишь одну секунду. Я поднимаю ладонь, уставляясь на неё. На внутренней стороне теперь чернеет символ моего Знака: два полумесяца, развёрнутых к друг другу, и линия, соединяющая их. Похожее тату есть на руке Эндрю, только у него символ Змееносца.
Тем временем надпись пропадает, а ручка с лёгкостью поворачивается. Сердце замирает на секунду. Я поворачиваюсь к Эндрю, который с уверенностью кивает. После чего открываю дверь.
Комната внутри оказывается маленькой и тёмной. Я зажигаю пламя на пальце, и то же самое делает Эндрю, чтобы всё получше рассмотреть. Стены довольно-таки старые, потрескавшиеся. Пол пыльный, а в углах и вовсе лежит паутина. В центре всей комнатушки парит небольшой прямоугольник. Я приближаюсь ближе.
– Карта? – недоумевает Эндрю. – Обычная карта?!
Карта повёрнута рубашкой вверх, но она отличается от той, что была у Мависсы. Сам фон тёмно-голубой, повсюду золотистые узоры, которые вместе образуют глаз, изображённый в центре. Я осторожно дотрагиваюсь до карты кончиками пальцев, и та тут же разворачивается лицевой стороной.
По бокам стоят две одинаковые высокие башни, а между ними бело-голубая луна, затянутая чёрной дымкой. Под ней, прямо на выжженной неровной земле, изображены два серебристых волка.
– Это не просто карта, – шепчу я. – Это карта Таро. Луна, старший аркан.
========== Глава тридцать четвёртая. Эндрю ==========
Кажется, я должен спокойно выдохнуть и устроить себе долгожданный отпуск, но как бы не так. Меня многое волнует: загадочные тайны, таящиеся за дверьми Знаков, карты Таро, некая Мависса, которая исчезла, но по непонятным причинам есть большой шанс, что именно она сможет помочь разобраться со всеми вопросами, что у нас остались.
Ярко-голубое небо выглядит довольно-таки странно, учитывая уровень погрома. Арена сгорела практически полностью, даже затронута некоторая часть дома. Последствия боя не только видны, но и чувствуются. Воздух нельзя назвать свежим даже рядом с океаном, ведь именно там он пропах гарью. Возможно, шумящие волны уже унесли этот запах, но возвращаться туда я не хочу.