В ожидании Анны мы немного побродили по его участку. За домом у него был тир – и для луков, и для огнестрельного оружия, и с часик мы там подурачились.
– Вот что тебе следовало бы носить, – порекомендовал он, доставая огромную винтовку с затейливыми письменами по прикладу. – Это винтовка с рычажным затвором. Я бы сказал, подходящее для тебя оружие. Только посмотри на размер магазина.
– Какого магазина?
– Господи, С.Т., та трубка внизу называется «магазин». А, ладно, забудь. – Он снова убрал винтовку. – Тебе больше подойдет другое. Мы вооружим тебя луком и стрелами.
И того и другого у него было в избытке. Он мастерил их в стиле племени «проколотые носы» (или нез-персэ, как их прозвали французы), в стиле лакота, в стиле ирокезов – какие угодно. Он считал, что единственный способ не утратить знание – пускать его в дело. Он мог пойти в лес с одним лишь ножом и смастерить себе каноэ из березовой коры.
– Правда, я только раз такое проделал, – пояснил он. – Две недели убил. Анне приходилось постоянно носить мне сумки-холодильники, забитые сандвичами с болонскими сосисками. А закончилось все инфекционной пневмонией.
Не слишком впечатляет, верно? Но каноэ он закончил, и оно по сей день лежит у него в гараже. Луки он изготовлял у себя в мастерской и без угрызений совести доводил на шлифовальном станке.
– Смысл в том, чтобы руки ремесло не забывали, а не в том, чтобы жить как пещерный человек.
Однако воспользоваться его луком я не мог, даже если захотел бы. Мне удалось его натянуть, но не удержать ровно достаточно долго, чтобы прицелиться. А еще я нервничал. Тетива была из перевитого конского волоса, и мне казалось, что она вот-вот порвется и на сверхзвуковой скорости хлестнет мне прямо в глазное яблоко. Джим прикончил ради меня пару тюков сена, а к тому времени домой вернулась Анна.
19
Остаток дня прошел за тупым физическим трудом. Выстелив дно мебельного фургона плотным полиэтиленом, мы высыпали на него горой цемент и гравий и перемешали. Потом я подыскал себе бар, чтобы расслабиться. Около половины двенадцатого я оторвался от игрового автомата, где гонял шарики, и позволил Алану с Фрэнком забрать себя на фургоне. Мы приехали к «Боунеру», нашли тупичок и задом подогнали фургон к канализационному колодцу. Остальное – самоочевидно. Мы подняли люк. Специального инструмента у нас не было, но силач вроде Фрэнка способен справиться с такой задачей при помощи долота и лома. Потом мы выстроились цепочкой: один в фургоне насыпал смесь гравия с цементом в мешки и передавал второму, а третий спускал их в канализационную трубу, пока она не заполнилась от стенки до стенки и снизу доверху. Потом повторили весь процесс, чтобы получилась двойная прокладка. Еще мы вбили несколько арматурных стержней, чтобы ее усилить. К тому времени труба наполовину закупорилась и между мешками сочилась диоксиновая слизь.
Меня стошнило, потому что я за игрой съел три десятка перченых куриных крылышек, – пришлось избавляться от них прямо в колодец. Вероятно, это не первая порция полупереваренных крылышек, которая посетила здешнюю канализацию.
Потом мы вооружились напильниками и наждачной бумагой и сняли всю ржавчину с люка и железного обода в асфальте, затем выдавили на них основательную дозу эпоксидного клея и намертво приклеили крышку, а после залили все слоем жидкого цемента и его раскатали. Поверх влажного цемента мы бросили лист фанеры и загнали на него задними колесами фургон. Мы спустили шины, вывинтили золотники, сняли крышку трамблера и в качестве завершающего штриха навесили на ворота завода несколько криптонитовых замков. Чтобы цемент успел затвердеть как полагается (а в этом заключался смысл всей операции), мы оставили Алана на часах, развернули в фургоне спальные мешки и заснули, вдыхая слабоканцерогенную цементную пыль.
Для ночной операции эта, с точки зрения эффектности для журналистов, удалась неплохо. Никто не знал, зачем мы здесь (мы решили, пусть сами догадаются), но в Буффало любят, когда растрепанные зеленые докучают «Боунер Хемикэлс». Первая бригада новостей явилась в семь утра с пончиками и взяла у нас интервью для утренней передачи по местному каналу. Затем настал черед шишек из «Боунера», которые потребовали, чтобы мы убрались с их завода, не то нас арестуют, и каждому мы повторяли, мол, мы не на их территории, а в общественном месте. Тогда потребовать от нас того же пригнали юристов, словно смена посланников что-нибудь даст. Несколько раз приезжали копы, которым мы показывали карты города, а еще напоминали, что нигде поблизости нет таблички «ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА». Это их удовлетворило. Калифорнийские копы нас бы избили и обыскали наши анусы на предмет крэка, но эти считали нас бравыми симпатягами.
Потом стали появляться сами горожане и приносить нам еду. Два слоеных торта. Вишневый пирог. Семнадцать пакетов чипсов. Пять упаковок пива разных сортов. Еще шесть пакетов чипсов. В общем и целом сорок шесть пончиков. Снова чипсы. Фрэнк был в ужасе.
– Это же отрава, – кипятился он в фургоне, где его слов не было слышно с улицы. Но когда появилась дамочка с очередным пламенно-красным якобы вишневым тортом, он цветисто ее поблагодарил.
«Боунер» поставил своих охранников по периметру всего тупичка. О канализационном колодце начальство пока не догадалось. Просто считало, что мы устроили здесь базу для какого-то противозаконного нападения. Как ни глупо это звучит, именно так «Боунер» видит мир вокруг.
Как только стемнело, они выкатили большие прожектора и направили их на нас. Стало светло как днем, даже ярче. Тем, кто спал в фургоне, это не мешало, но раздражало того, кого оставляли на страже. Ну и ладно: мы надели солнечные очки. Я попросил Дебби привезти наш большой морской строб, и мы установили его на крыше фургона. Его вспышки были видны, наверное, даже сквозь каменную стену. Часовому в фургоне свет в глаза не бил, зато охранникам, которые не спали всю ночь и пялились на нас, наверное, показался смертоубийственным. К восходу логотип фирмы, у которой мы арендовали строб, намертво впечатался в их оптические нервы.
На второй день боунеровские шишки чуточку поумнели и позвонили в пожарную часть. На такое мы не рассчитывали. Прикатила самая обычная пожарная машина с мигалками на крыше, и из нее вышел, судя по всему, начальник местной пожарной охраны. К нему тут же суетливо подбежали юристы «Боунера» и пристроились с флангов, словно были с ним заодно. Он назвал себя, а я сказал, что я тут главный.
– Вы перегородили общественную улицу, – начал он.
– Никто ею не пользуется, – парировал я. – Это тупик. Ворота заперты, и администрация завода потеряла ключи.
– В обычных обстоятельствах я ничего не имел бы против, но иногда на заводе случаются пожары.
– Проклятие! Наверное, сущий ад их тушить. – А?
– Там ведь столько всяких химикатов производят. Вы, должно быть, справочником пользуетесь, чтобы все опознать.
– Э-э…да. И позвольте заметить, когда нас вызывают на этот завод, радости от этого никакой, уж вы мне поверьте.
– Время пускать «Пурпурный К», а?
– В точку. – Официальная маска пошла трещинами. «Пурпурный К» – пенистое вещество, которое держат в аэропортах для тушения взорвавшихся «Боингов 747». Иногда оно помогает при химических пожарах.
– Но если пожар все же возникнет, – продолжал он, – нам нужно будет подъехать к воротам.
– Нет проблем. Мы тут круглые сутки. Если будет пожар, мы уберем машину.
– А как же ворота? Мне сказали, вы их заперли.
– Ключи по соседству. Если возникнут проблемы, мы в пять минут откроем ворота.
– Слишком долго.
– Тридцать секунд.
– Тогда ладно, – сказал начальник пожарной охраны, сел в свою машину и уехал. Святая правда. Адвокаты «Боунера» так и остались стоять, вцепившись в портфели.