Они движутся к вращающейся двери, туда, где записывают пение птиц. Франческа вдавливает деньги в руку Золи.
— Клянусь, мам, я понятия не имела. Жизнью тебе клянусь.
— Только доведи меня до такси.
— Я поеду с тобой.
— Нет, мне надо побыть одной.
Забираясь на заднее сиденье такси. Золи чувствует запах духов дочери.
— Ключи! — кричит Франческа, и Золи опускает стекло и берет с ее ладони ключи.
Такси трогается с места, Золи видит, как шевелятся губы Франчески: «Люблю тебя, мама». В отеле за конторкой администратора через толпу пытается протиснуться дрожащий Свон, худой, будто жердь. Похоже, он не может позволить себе уйти, но и не хочет оставаться, поэтому и уходит, и остается одновременно.
Золи откидывается на теплый пластик спинки сиденья и, когда такси отъезжает от отеля, смотрит в окно на тревожащую красоту неба.
Она, не задумываясь, входит в лифт, прислоняется головой к прохладной деревянной панели, вспоминает постукивание его трости, блеск света у него на лбу, линии его бровей.
Долгое время она не догадывается нажать на кнопку.
Тросы натягиваются, лифт начинает подниматься и останавливается не на том этаже. Золи выходит, ее место занимает молодая женщина с собакой. Золи пешком поднимается еще на один этаж. Поворачивает ключ в замке. Проходит по длинному тускло освещенному коридору. Роняет платье на пол. Из кармана выпадает металлическая ложечка. Золи сбрасывает нижнее белье, переступает через него, стоит голая перед большим зеркалом и рассматривает себя — кожа как у курицы, коричневая, в складках. Она поднимает руку и распускает волосы. Все древние правила нарушены. Она заходит в гостиную и берет с полки у окна фотографию Энрико, вынимает ее из рамки, подходит к кровати, откидывает покрывало, сворачивается под простыней, держа фотографию под левой грудью.
Сейчас ей на мгновение становится жаль, что она не позволила Свону сказать то, что он хотел, но что бы он сказал, какие слова имели бы смысл? Золи закрывает глаза и благодарит темноту. Мелькают какие-то кристальные узоры, затем медленно опускаются снежинки. Нет дней более насыщенных, чем те, в которые мы возвращаемся.
Она просыпается, слыша голоса людей, вошедших в квартиру. Постукивают бутылки, глухо стукается о стену музыкальный инструмент в футляре. Она садится и чувствует, что фотография прилипла к груди.
— Мам!
Она с удивлением видит лежащую на кровати Франческу, она свернулась клубком, колени прижаты к груди. Комната сейчас кажется знакомой, она почти дышит.
— Ты так в гроб меня вгонишь, сердечко мое.
— Извини, мам.
— И давно ты здесь?
— Недавно. Ты так хорошо спала.
— А кто это там? Кто это? Снаружи?
— Не знаю, эта задница приводит сюда людей.
— Кто? — спрашивает Золи.
— Генри.
— Я спрашиваю, кто это с ним?
— Ох, не знаю, какие-то пьяницы. Бары закрыты. Извини. Я их сейчас выпровожу.
— Да нет, пусть, — говорит Золи. Она откидывает простыню, боком пододвигается на кровати и спускает ноги на пол. — Ты не дашь мне ночную рубашку?
Она встает спиной к дочери и натягивает нежную рубашку, чувствуя кожей ткань.
— Ты спала с портретом папы?
— Да. Это очень глупо?
— Довольно-таки глупо.
В гостиной кто-то на кого-то шикает, потом металлическая крышечка от бутылки падает на пол, катится по твердой древесине, раздается сдавленный смех.
— Мам, как ты себя чувствуешь? Может, принести тебе что-нибудь? Горячего молока или…
— Ты говорила с ним? Со Своном.
— Да.
— И он сказал, что сожалеет, что виноват, да?
— Да.
— А не сказал, в чем он виноват?
— Во всем, мам.
— Он всегда был идиотом, — говорит Золи.
В спальню доносится низкий звук мандолины, потом резкий смех и тихие звуки гитары.
— Иди сюда ко мне.
Франческа вытягивается вдоль постели, раскидывает руки, берет прядь волос Золи себе в рот. Во многих отношениях она — дочь своего отца. Они лежат бок о бок в темноте.
— Извини, мам.
— Не за что извиняться.
— Я понятия не имела.
— Что он еще говорил?
— Что живет сейчас в Манчестере. Уехал в шестьдесят восьмом году, когда была эта история с Прагой. Думал, тебя уже нет в живых. У границы будто бы нашли мертвые тела. Он был уверен, что с тобой случилось что-то плохое. Или что ты живешь где-нибудь в хижине в Словакии. Говорит, искал тебя. Искал повсюду.
— Что он здесь делает?
— Говорит, любит следить за развитием событий. Поддерживать отношения. Что у него такое хобби. По-прежнему использует слово «джипси»[32]. Ездит на конференции и тому подобное. Был на фестивале в Санта-Марии. Да где только не был. Сказал, что у него свой винный магазин.
32
Многие цыгане, о чем в примечании к роману говорит автор, возражают против английского названия