К счастью, Ирфут лежит в отдаленной части севера, в окружении заснеженных гор и непроходимых лесов. Смертовизги никогда не найдут сюда дорогу.
Эльфрида не замечает моих размышлений, она слишком занята – улыбается воинам-джату.
– Ну, разве они не красавцы в этом алом? Слышала, их только призвали, и сейчас они объезжают провинции. Как чудесно, что император прислал их нам к Ритуалу!
– Наверное… – бормочу я.
На самом деле я еще никогда не видела в день Ритуала столько джату. Обычно их один или два, а тут не меньше пятнадцати. Может, и правда, что люди шепчутся: дела на южной границе все хуже, император пытается завлечь больше новобранцев.
У Эльфриды урчит в животе.
– Ну, быстрей, Дека! – подгоняет она и тащит, тащит меня за собой. – Еще чуть-чуть, и в пекарне будет не протолкнуться.
Она тянет меня так сильно, что я спотыкаюсь, налетаю на что-то большое и твердое.
– Прошу прощения, – выдыхаю, подняв взгляд.
На меня сверху вниз смотрит приезжий, растянув губы в хищной ухмылке.
– Что же это, еще одна сладкая крошка? – подступает он ближе.
Я тут же отшатываюсь на шаг. Как же я так сглупила? Мужчины из других деревень не привыкли видеть женщин без сопровождения и могут предположить самое ужасное.
– Простите, я должна идти, – шепчу я, а он хватает меня, прежде чем я успеваю отскочить, пальцы жадно тянутся к пуговице, что скрепляет верх моего плаща.
– Ну не надо так, крохотка. Будь хорошей девочкой, сними-ка плащ, дай нам посмотреть, зачем мы сюда… – Широкие руки отрывают его от меня, не давая закончить фразу.
Я поворачиваюсь; на мужчину сверху вниз пристально смотрит Ионас, старший сын старейшины Олама, деревенского главы, и на его лице нет ни следа его обычной легкой улыбки.
– Если хочешь в бордель, то он дальше по дороге, в твоем городе, – произносит Ионас, сверкая голубыми глазами. – Тебе, быть может, лучше вернуться туда.
Одной разницы в их росте достаточно, чтобы мужчина заколебался. Пусть Ионас и считается самым красивым юношей нашей деревни, с его-то светлыми волосами и ямочками на щеках, он еще и среди самых крупных, массивный, как бык, и такой же грозный.
Пришелец с раздражением сплевывает на землю.
– Не кипятись, мальчик. Я всего лишь малость пошутил. Она ж даже не северянка, ради всего святого.
От неприятного напоминания в моем теле напрягается каждый мускул. Какой бы я ни была тихой, безобидной, темная кожа – вечная метка моей принадлежности к южанам, ненавистным племенам, которые давным-давно завоевали северяне, вынудили его стать частью Единого царства, ныне известного как Отера. Мне поможет лишь Ритуал Чистоты.
Пожалуйста, пусть я чиста, пусть я чиста, возношу я маленькую молитву Ойомо.
Я плотнее кутаюсь в плащ, желая провалиться сквозь землю, но Ионас шагает к приезжему еще ближе, и его глаза воинственно пылают.
– Дека родилась и выросла здесь, как и все мы, – рычит он. – Ты больше к ней не притронешься.
Я таращусь на Ионаса, потрясенная неожиданной защитой. Пришлый фыркает.
– Как уже сказал, я просто пошутил. – И бросает друзьям: – Пошли лучше выпьем.
Они с ворчанием удаляются. Ионас поворачивается ко мне и Эльфриде.
– Все в порядке? – спрашивает он с тревогой на лице.
– Да. Просто немного испугалась, – выдавливаю я.
– Но не пострадала. – Теперь его взгляд устремлен на меня, такой искренний, что мне стоит невероятных усилий не съежиться от стыда.
– Нет, – качаю я головой.
Ионас кивает.
– Приношу извинения за случившееся. Мужчины порой как звери, особенно если рядом девушка, столь хорошенькая, как ты.
Девушка, столь хорошенькая, как ты…
Слова бьют в голову, как крепкий хмель, я даже не сразу понимаю, что Ионас продолжает.
– Куда направляетесь? – спрашивает он.
– В пекарню, – отвечает Эльфрида, поскольку я никак не обрету дар речи.
Она кивает на маленькую уютную постройку через дорогу от нас.
– Я понаблюдаю отсюда, – говорит Ионас. – Чтобы вас никто не обидел.
И снова устремляет взгляд на меня.
Мои щеки пылают все горячей.
– Благодарю, – шепчу я и спешу в пекарню.
Эльфрида хихикает.
Верный слову Ионас всю дорогу не сводит с меня глаз.
В крошечной пекарне уже целая толпа, как Эльфрида и предупреждала. Маски поблескивают в тусклом свете, женщины повсюду, и они покупают нежнейшие розовые пирожные чистоты и огромное количество хлебцев в форме солнца в честь события. Обычно маски просты, они сделаны из тончайших деревянных пластин или пергамента и наудачу разрисованы молитвенными символами. Однако в праздничные дни, подобные этому, женщины надевают самые затейливые, сделанные в виде солнца, луны или звезд, с геометрической точностью украшенные золотом или серебром. Ойомо – бог не только солнца, но и математики, и большинство женских масок отражают собой божественную симметрию, дабы ублажать его взор.