– Я американка, – поправила я. – И никогда не была во Франции.
– Так поедем прямо сейчас. Мы с тобой вместе отправимся в Пари, так вы его называете? Але-гоп. – Он комично взмахнул руками, словно гусь крыльями. – Дело не в грамматике, – сказал он уже серьезно. – Дело в том, что мне надо перекинуться парой слов с парнями здесь наверху.
– Парой каких слов?
– Правдивых. О жесткой пяте несправедливости. Добросовестные работяги вроде вашей семьи заслуживают иметь красивые вещи не меньше, чем герцогиня.
– У нас нет герцогини. Но есть графиня.
– Та же высокомерная порода. – Он достал из кармана сигарету и закурил в сгущающихся сумерках. – Скажи папе, что не хочешь ждать еще год, пока починят вашу текущую крышу. Что вам необходимы молоко для малыша, индейка на Рождество. Скажи, что ему нужен день отдыха для его ноющих костей. И маме нужен.
Мы слушали ее приглушенный шепот за дверью и наблюдали, как Генри бросает камешки Кусаке, а тот пытается поймать маленькими ручонками.
– И бейсбольная перчатка для твоего брата нужна.
– Он бы за нее убил, – согласилась я.
– А ты? – Лонаган склонил голову набок, как любопытная сорока, и рассматривал меня. – За что убила бы ты, Сильви Пеллетье?
– Убийство – смертный грех, – улыбнулась я.
– Расскажи это правящему классу. – Завитки дыма поднимались у него изо рта, и я втягивала их в себя вместе с его словами, словно новый вид кислорода. – Чего же ты хочешь, сестренка? Каких сладких радостей? Скажи.
– Желания стоят денег. Много множественных монет.
– Здесь их много. Вопрос только в том, как заполучить их в свои руки.
– Выпросить, одолжить или украсть, – пожала я плечами.
– Украсть?
– Нет, не следовало так говорить.
– Слова – начало любого дела, так ведь? – подмигнул мне Лонаган. – Это не значит, что ты непременно украдешь.
Не в тот ли момент эта мысль запала мне в голову? Он затянулся сигаретой так глубоко, что кончик засиял красным. Солнце тоже отсвечивало огненным кольцом, а небо усеивали пламенеющие облака и синеющие тени.
– Впрочем, красота здесь бесплатная, в этих горах.
– Бесплатная красота, – повторила я. – А мы можем съесть ее на ужин?
Он рассмеялся, закурил и оценивающе посмотрел на меня, словно принимая решение.
– Помоги мне с разобраться с одним вопросом, Сильви Пеллетье. Мне надо отправить письмо в Мунстоун. Но если просто бросить его в почтовый ящик, есть опасность, что его не доставят.
– Опасность? – В его устах это слово звучало привлекательно. Сигарета повисла у него на губе, и я с трудом подавила порыв схватить ее и затянуться самой.
– Иногда письма определенным людям исчезают из Каменоломен, – объяснил Лонаган с загадочным видом. – Я бы доставил его сам, но мне в Мунстоуне больше не рады. Какой-то говнюк со значком сказал, чтобы я проваливал. В компании меня называют сторонним агитатором – это их самое вежливое определение для представителей профсоюзов. Ехать в город, чтобы передать письмо, для меня опасно.
– Я отнесу его для вас, – воскликнула я с воодушевлением. – Утром по дороге в школу.
– Ты станешь настоящей героиней, – заверил Джордж Лонаган.
– А может, сторонним агитатором? – спросила я.
Он рассмеялся.
– Нет, ты, разумеется, будешь местным агитатором. – Джордж вынул из кармана конверт и протянул мне. – Отнеси это редактору газеты «Мунстоун рекорд».
Я взяла письмо с торжественным видом, словно это великая миссия.
– Однажды мы с тобой поедем в Париж искать приключений. Ты и я, – добавил он. – Когда рабочие мира станут свободными, да?
Слова его прозвучали как шутка, но предстояла борьба на долгие годы.
– Ха-ха, конечно, – ответила я.
Когда вышел отец, Лонаган встал и похлопал его по плечу.
– Твоя девочка, – сказал он, – умна не по годам. Я только что говорил ей: бастуй, пока тепло. Так мы говорим в профсоюзах. Лето – лучшее время. Лишите их прибыли.
– Скорее мы лишим себя пропитания, – возразил отец. – Мы не выйдем летом. Летом нам причитаются выплаты.
– Жак, – позвала его из дома мама. – Скажи этому человеку, что les socialistes ne sont pas bienvenus icitte[23].
Маму ужасала одна мысль о социалистах. Она называла их безбожными радикалами и неверными. По мнению церкви, социалист был чем-то вроде демона. Я с интересом разглядывала Джорджа Лонагана: вдруг замечу рога. Конверт в кармане обжигал, как раскаленный уголек.
– Шери боится красной заразы, – извиняющимся тоном пробормотал отец.
– Можете называть нас социалистами, красными собаками, Джоко, но, с вами или без вас, рабы пещер добьются свободы, – Лонаган выдохнул струйку дыма.