Когда денщик ушел, закрылся в комнате, где у него стояла аглицкая кушетка, подаренная ему матерью Петра Алексеевича, царицей Натальей. Расстегнул камзол и бросил на табурет. Стянул сапоги и поставил рядом. Подошел к шкафу, где стояло несколько штоков с хлебным вином. Откупорил одну и наполнил кубок, почти до самых краев. Одним глотком осушил. В дверь постучались. Юрий подошел к двери и спросил:
– Кто?
-Я, Игнат, князь,– раздалось из-за двери, – принес чеснок, как ты наказал. Квятковский приоткрыл дверь и вытянул руку.
– Давай сюда.
Когда вожделенная связка оказалась в комнате, вновь захлопнул и громко, чтобы денщик стоявший все еще на той стороне, прокричал:
– Только лекаря!
Не расслышав, что ответил его денщик. Вернулся к шкафу. Разломал луковицу и запихнул дольку (целиком) в рот. Стал жевать. Затем налил вина и запил. И только после этого лег на кушетку и уснул. Проснулся от стука в дверь. Долбился денщик.
– К вам лекарь, – кричал он.
Пошатываясь, полковник подошел к двери и открыл ее. Доктор проскользнул внутрь и тут же захлопнул ее.
– У золотаря хрип[27], – молвил он. – Я боюсь, что вы тоже могли заболеть. Затем он увидел чеснок, и открытую бутыль.
– Я гляжу, вы уже занялись самолечением. Похвально. Но не сейчас.
Доктор приложил руку ко лбу полковника, пытаясь определить температуру. Потом потребовал открыть рот. Убедившись, что миндалины, в простонародье именуемые гландами, чистые. Достал трубку и стал слушать, как работают легкие.
– Вам повезло полковник, – улыбаясь, проговорил лекарь, – вы здоровы. Но это не значит, что вы должны игнорировать чеснок. Как говорила моя бабка – чеснок это лучшее средство от «хрипа». А теперь можете идти и спокойно общаться с домочадцами.
Квятковский встал с кушетки и надел камзол, хотел, что-то сказать, но доктор, словно прочитав его мысли, сказал:
– Маску я пришлю князю Ельчанинову.
На следующий день в Москву вернулся государь. Он выслушал, Ельчанинова и произнес:
– Живота не пожалейте, а вылечите его. Ларсон мне живым нужен. У меня к нему есть вопросы.
– Может я смогу дать ответы? – поинтересовался, осторожно, князь, опасаясь вызвать гнев монарха. – Он сейчас в бреду много, что наговорил.
– А разве он не по-шведски?
– И по-шведски, и по нашему. Иногда на незнакомый мне язык переходит.
– Скорее всего, эстляндский, – сделал вывод государь. – Ну, так что он такое говорит?
-Да все непонятное. Имена женские называет. Брата своего двоюродного обозвал альфонсом. Таллинн, пару раз сказал. Мне кажется, что это скорее название города, да вот только я что-то не припомню в Европе городов с таким названием. Но больше ворочается и спрашивает, какой сейчас год?
– Год?
– Да государь год. Ему говоришь тысяча семьсот первый, а он начинает орать: не верю. Сейчас утверждает две тысячи восьмой год. При чем от Рождества христова. И так по кругу.
-Странно, – вздохнул Петр, – на вопросы ты так и не ответил. Что мне тебя казнить?
– Государь, – прошептал побледневший князь.
– Да ладно тебе.– Усмехнулся монарх. Затем сжал руку в кулак, и поднес его к носу Ельчанинова, – но смотри у меня князь. Умрет золотарь, ты у меня головой ответишь. А теперь ступай.
Ельчанинов вышел от Петра бледный, словно смерть свою там увидал, чуть с Репниным в коридоре не столкнулся. Вот только тот вовремя в сторону прижался. Затем выскочил во двор и бегом побежал к домику золотаря. Вскочил в сени, маски принесенной лекарем нигде не было. Осторожно прикрыл дверь и заглянул в комнату. У постели Ларсона сидел полковник Квятковский, не смотря на надетую маску, Силантий Семенович узнал его по мундиру. Никто другой в Преображенском мундире не осмелился бы войти туда. В руках Юрия была бутыль, по всей видимости, с вином, связка чеснока. У ног стояла еще одна бутыль, но с красной прозрачной жидкостью.
– Если не боишься заболеть Силантий заходи. – Проговорил полковник, не оборачиваясь.
– Но откуда, ты узнал, что это я?
– А кто еще. Аким передо мной убежал. Ему еще работу нужно выполнять по дворцу. Ты лучше в сенях подожди, я сейчас выйду и мы поговорим. Князь закрыл дверь. Минуту постоял, подумал и вышел на улицу.
Хоть по календарю и наступила весна, но на улице все еще было холодно. Казалось зима, и не думала уступать свое место. По-прежнему шел снег. Он большими хлопьями падал на не прогретую солнцем землю. Ельчанинов стал переминаться с ноги на ногу, чтобы в ожидании Квятковского не замерзнуть.
Вскоре дверь открылась, и на улицу вышел полковник. Он застегнул пуговицу на епанче и поправил треуголку.
– Ни какой он не шпион. – Молвил он, – в бреду говорил не понятно что, но все это ни как не связано со Швецией. Будь я трижды проклят, если не прав. Еще день и мне чудится, что Андресу будет лучше. Хотя, когда на тебе такая маска, быть уверенным нельзя. Она любого выбьет из колеи, тут уж точно решишь, что попал в чистилище. Мы его с Акимом клюквенным морсом пытаемся отпоить.
– Государь повелел выходить золотаря, – проговорил Ельчанинов. – От этого зависит наша с тобой жизнь.
– Выходим, выходим. А теперь иди. Теперь твоя очередь сидеть с больным. А мне еще в приказ нужно.
Отходить Ларсона удалось. С помощью перцового вина, клюквенного морса, чеснока и еще нескольких народных средств эстонца удалось поставить на ноги. На третий день болезни, как и предполагал полковник Юрий Квятковский, тот пришел в себя. Правда, сначала испугался существа с головой птицы, но потом, когда Аким скинул ее, заулыбался.
Его еще несколько дней мучили проблемы с болью в ногах. Иногда его бросала в кашель. Он чихал, словно в нос попал тополиный пух. А к числу 15 встал на ноги. И тогда Ельчанинов предложил сходить ему в баню. А уж она выбила из него «плохой дух» навсегда, по крайней мере, так решил Акимка.
16 марта Петр, через приказчика, вызвал Ларсона к себе. Тот надел голландский костюм, благо паренек, пока эстонец болел, почистил его, и явился в терем. Государь находился в небольшой горнице, он склонился над картой. Когда караульный доложил, о приходе Андреса, монарх даже сворачивать ее не стал. Сейчас на все сто он был уверен, что плененный под Нарвой «швед» не являлся шпионом. Поэтому Петр достал трубку и закурил. Когда в горницу вошел Ларсон, он рукой повелевал ему сесть.
Андрес впервые оказался в этой комнате. За то время, что он провел, исполняя свои обязанности, не разу здесь не был. Помещение небольшое, заставленное книжными шкафами. Астролябия в углу, подзорная труба на подоконнике. «Интересно, что разглядывает царь?» – подумал Ларсон. Он сел на стул.
– Ну, рассказывай, кто ты такой? – проговорил Петр. – Вот только правду. Ты не такой как все и мне очень интересно. Я должен был с тобой об этом давно поговорить, да вот времени все не было. Сначала Нарва, потом новый год, а теперь вот твоя болезнь. Так кто ты такой Ларсон?
– Я эстонец из будущего, – проговорил Андрес.
И он в краткости поведал всю свою жизнь, что прожил до попадания в прошлое. Рассказал: о молодых годах, о годах проведенных в армии, вспомнил, как открыл свое дело. Поведал и о своей супруге. Только в этом месте Петр, нарушив свой приказ, перебил его, стукнул по столу, выругался. Затем замолчал, и рукой дал знак, чтобы Ларсон продолжал. Рассказал и о своей поездке по купеческим делам (теперь Андрес подобрал понятные для царя понятия) в Иван-город. И об аварии. Когда эстонец замолчал, Петр начал спрашивать, обо всем, что было ему не понятно. Он уточнил, почему эстонец согласился стать золотарем, а затем минут пять смеялся, услышав объяснение. Поинтересовался, почему Ларсон сам отправился в Иван-город, когда мог отправить туда надежного человека. Петр даже расстроился, узнав, что золотарь всю жизнь не кому не доверяет и надеется только на себя.
– Это не верно, – проговорил он. – Если бы я надеялся только на себя, – добавил царь, – смог бы управлять этим государством? – И не дожидаясь ответа, спросил, – а теперь расскажи о будущем.
27
27 – Грипп. азвание болезни происходит от русского слова «хрип» – звуки, издаваемые больными.