Положительное же решение вопроса с бесплатной «крышей» укрепило мой авторитет в глазах мистера Спектора, не любившего платить никаких налогов: ни добровольно-официальных, ни безысходно-принудительных.
Сейчас же, пожимая руки Тофика и его соотечественников и усаживаясь за стол с чашкой кофе, я невольно напрягся, не очень-то доверяя благим намерениям гостей – сладеньких, когда им что-то надо, и горьких, как хина, в «предъявлениях за базар» и в восточных вероломных подляночках.
За подобным визитом могло стоять все, что угодно: просьба дать денег в долг, жесткий намек на участие в совместной коммерции и, соответственно, во вкладах в нее…
Однако – обошлось. В данном случае нам делалось выгодное предложение: Тофик просил поставить из Штатов сорок автомобилей «линкольн-таункар» по двадцать пять тысяч за каждый, включая доставку. Пробег – не более пяти тысяч миль.
Направление, связанное с автоиндустрией, вел я, Соломоша в технике разбирался слабо и если брался за поставку авто, то исключительно новеньких, с гарантией, во избежание претензий и капризов со стороны покупателя.
Здесь же речь шла о подержанной технике, подлежащей приведению в товарный вид, о скручивании спидометров в сторону отрицательной величины, а потому решающее слово в переговорах было за мной, человеком, в данных вопросах искушенным.
Впрочем, сказать что-либо толковое без предварительного звонка заокеанскому дилеру я не мог.
Дилером являлся мой однокашник Саша Мопсельберг, проживающий ныне в Нью-Йорке и занимающийся продажей подержанных колымаг.
В Штаты Саша попал как политический беженец, предоставив господам из консульства неопровержимые доказательства правомерности такого своего статуса, а именно – копию приговора суда. Судили Сашу за антисоветскую пропаганду и агитацию, выразившуюся в распространении литературы, порочащей государственный и общественный строй. Отчасти это было правдой, отчасти – нет, поскольку в своей антиправительственной деятельности Мопсельберг руководствовался прозаическим коммерческим интересом.
Работая в затхлой снабженческой конторке, Саша размножал на казенном ксероксе разнообразную диссидентскую беллетристику, переплетал ее и – продавал втридорога по многочисленным знакомым.
Бизнес благодаря разветвленной сети стукачей скапустился через две недели после его трудно выстраданного зачинания.
Госбезопасность, ведшая дело бизнесмена Мопсельберга, в силу мелкоуголовного характера статьи, карающей за частное предпринимательство, похерила ее, и стал Александр преступником государственного уровня, загремев в зону аж на восемь годков, из которых благодаря внезапно грянувшей перестройке оттянул всего полтора, включая период следствия.
Спрыгнув с нар, сразу же ломанулся в американское консульство, весьма благосклонно принявшего благородного правозащитника, тяготеющего к западным идеалам.
Ныне Мопсельберг, обзаведшийся лицензией дилера, мотался по аукционам и адресам частных лиц, продающих свои разонравившиеся телеги; покупал-продавал и тем пробавлялся.
К услугам его я прибегал уже не единожды, осечек не случалось, дефектную технику Сашка не присылал, относясь к делу добросовестно, а потому, пройдя с трубкой радиотелефона на кухоньку, я без колебаний набрал его нью-йоркский номер, услышав сонно-недовольное:
– Ну?
– Говорит Москва, – сказал я. – Московское время…
– Ты изувер, – вздохнули за морями и долами. – Не мог попозже?
– Горячий вопрос. В офисе сидят и подпрыгивают в креслах клиенты.
– Излагай.
Я изложил требования азербайджанской стороны.
– Трудно, – через зевок изрек дилер. – Можно, но трудно. Сорок машин! Отчистим, конечно, отмоем… – Он спохватился. – Но я в доле, учти. Только на этих условиях! И еще. Пусть кто-то на месте тачки принимает. А то наживем еще иски…
– Досыпай, – сказал я. – Будем на связи.
Вернувшись к компании, я доложил, что вопрос в принципе решаем, но покупатель обязан послать в Нью-Йорк своего инспектора во избежание недоразумений.
– У нас есть люди в Нью-Йорке, – отозвался на это Тофик.
– Так почему же они… – начал Соломон, но Тофик его перебил:
– Потому что подписаться на такой контракт сможет не всякий дилер, это раз. Что я, не представляю, как собираются сорок живых машин за указанную цену? Все я представляю. И даже то, что зарабатываете вы за все про все тысяч сто двадцать, а делить придется на троих, вероятно, а? – Он улыбнулся Соломону покровительственно, сузив масленые, хитрые глаза.