Джеймсу здесь нравилось, потому что ему нравилась семья Карстерсов – естественно, за исключением Алистера, который, к счастью, проводил то лето в Идрисе в компании Огастеса Паунсби. Но на сей раз поездка была испорчена проливным дождем. Дождь начался еще в Лондоне, до того, как они выехали; через пару часов после отъезда мелкая противная морось перешла в мощный ливень, который с силой барабанил по крыше кареты. Над Сайренвортом плыли плотные серые облака, и очевидно было, что дождь не прекратится в ближайшие несколько недель. Лондон в ненастную погоду представлял собой достаточно унылое зрелище, но земли вокруг Сайренворта в то лето превратились в настоящее болото, и этот пейзаж заставил Джеймса задуматься о том, зачем люди вообще поселились на Британских островах.
Ничего, это ненадолго, мысленно утешал он себя. Его родителям необходимо было присутствовать в Аликанте на нескольких скучных заседаниях правительства, поэтому Джеймсу и Люси предстояло провести в Сайренворте меньше месяца. После этого Уилл, Тесса и их дети планировали вернуться в Эрондейл-Мэнор, а Карстерсы, в свою очередь, собирались навестить их там позднее. Джеймс надеялся, что лето в Идрисе окажется погожим и теплым.
Хуже всего было то, что окружающие вели себя подчеркнуто деликатно и старались оставить его в покое. Наверное, они считали, что ему требуется одиночество и этот проклятый покой для того, чтобы прийти в себя и обдумать происшедшее. В результате Джеймс большую часть времени проводил за чтением книг в гостиной, пока Люси и Корделия тренировались, делали наброски в блокнотах, надевали резиновые сапоги и шлепали на улицу собирать ежевику под проливным дождем. Они без конца заваривали чай и выпили, по подсчетам Джеймса, несколько тысяч чашек; потом затевали бурные поединки на мечах в помещениях, совершенно для этого не предназначенных. Однажды девчонки поймали какую-то маленькую, но голосистую птичку и несколько дней держали ее в клетке, прежде чем выпустить. Они настолько усердно оставляли Джеймса в покое, что он уже боялся превратиться в невидимку.
Он тосковал по залитым солнцем лугам и синему небу Идриса. Когда они вернутся в Эрондейл-Мэнор, мечтал Джеймс, он сможет хоть целыми днями бродить по лесам в одиночку, и никто не будет приставать к нему с вопросами. Возможно, за исключением Грейс. И что он ей скажет, размышлял Джеймс. Слышала ли она что-нибудь о его делах? Он так не считал. Они с Татьяной вели очень замкнутую жизнь, и до них едва ли доходили слухи из внешнего мира.
Он всегда отвечал добротой на деликатное и ласковое отношение Корделии, но поведение Люси в конце концов сделалось настолько раболепным и угодливым, что однажды утром Джеймс не выдержал и рявкнул:
– Знаешь, вовсе не обязательно разговаривать со мной, как с душевнобольным. Я еще пока в своем уме и на людей не бросаюсь.
– Я знаю, знаю, – испуганно пролепетала Люси. – Я знаю, что с тобой все в порядке.
– Извини, – спохватился он.
Люси бросила на него сочувственный взгляд.
– Думаю завтра немного потренироваться, – добавил Джеймс.
– Отлично, – ответила она. Потом смолкла с таким видом, словно не знала, стоит ли продолжать.
– Люси, – с тяжким вздохом произнес Джеймс. – Это же я, твой брат. Просто скажи, что у тебя на уме.
– Ну… э-э… дело в том, что… ты не против, если мы с Корделией тоже поучаствуем?
– Нисколько, – ответил он. – Приходите. Это будет… я буду очень рад.
Люси улыбнулась, Джеймс улыбнулся ей в ответ, и тогда у него появилась надежда на то, что все наладится – не сегодня и не завтра, но когда-нибудь, скоро.
И на следующий день он явился в зал для тренировок, где его ждали Люси и Корделия. Корделия взяла с собой знаменитый меч Карстерсов, Кортану, который Джеймс давно мечтал рассмотреть вблизи. Однако ему не представилось такой возможности, потому что через десять минут после начала поединка он рухнул на пол, корчась от неожиданного приступа невыносимой боли.
Девочки завизжали и бросились к Джеймсу. Он свалился, словно марионетка с обрезанными ниточками, и лишь годы тренировок помогли ему не упасть на собственный клинок. Не соображая, где он находится и что произошло, Джеймс лежал и смотрел в потолок.
Взгляд Люси, которая прикоснулась к его лбу, отнюдь не успокоил его.
– Во имя Ангела, – ахнула она, – ты весь горишь.
Корделия побежала к дверям, в тревоге восклицая: «Maman!» Фигура ее задрожала и расплылась, и Джеймс закрыл глаза.