Мужчина внимательно посмотрел на девушку. Та пожала плечами:
— Мы вернулись к тому, с чего начинали в Снавиче: знаем об угрозе, но не знаем, кого боятся.
— Будь настороже, альвийка. Не думаю, что история с золотой чашей на этом закончится, — предупредил колдун, поднимаясь с чурбана и непроизвольно морщась.
Видунья заметила это.
— Заговорённый меч? — догадалась она.
— А кто его знает, — пожал плечами Володарович и проворчал: — Пойми этих гаравайцев. Как так, так ворожба — зло! И давай жечь всех ворожбитов без разбору! А как пользоваться амулетами да мечами из альвийских кузниц — так пожалуйста… Собаки патлатые!
— На себя глянь! — хмыкнула девушка, кивая на довольно-таки длинные волосы тарса, связанные в хвост, и велела: — Рану показывай!
Радомир с обиженной физиономией задрал рубаху, демонстрируя тёмно-розовый рубец.
…Честимир и Яронега как раз появились с другой стороны, обойдя ограду по кругу. Княжич кивнул в сторону видуньи и колдуна:
— Не думал, что они так крепко дружат!
О случившемся на мельнице знал только Волин да убитый Камен. Остальные по-прежнему считали, что Володарович недолюбливает альвийку-полукровку. Поэтому Яронега тяжело вздохнула и отрицательно покачала головой:
— Ты ошибаешься. Они не друзья, а, к сожалению, враги.
Честимир не сдержал недоверчивого смешка. Ага, как же! Он видел, как альвийка осматривала рану тарса, а тот терпеливо ждал, скрывая боль. Потом видунья протянула склянку с какой-то настойкой и Володарович, не сомневаясь ни секунды, выпил снадобье. Княжич поднялся по ступенькам, провожая невесту в дом, и ещё раз обернулся. Волхв и альвийка сидели на поваленном чурбане и над чем-то смеялись. Маг’ярец сомнительно тряхнул головой.
— Боюсь, это ты ошибаешься, Яронька. Не враги они!
Глава 21
Дождь пошёл ночью и не прекращался до следующего вечера. Всё вокруг стало унылым и неуютным. Тяжёлое серое небо, мерно падающие капли, размокшая земля и скользкая трава. Теперь людям приходилось отсиживаться под наскоро поставленным навесом. Дружинники приуныли. И без того не шибко радостное настроение испортилось вовсе. Как никогда остро ощущалась потеря друзей. Нимфириель, переживая чувства окружающих, сама затосковала. Опустив голову, сидела у костра, вороша прутиком тлеющие угли.
А вот Володарович был в крайней степени раздражения: на сырую погоду разболелась рана. Бок сильно дёргало, и ничто не помогало отвлечься. Ворожбиты могли исцелить почти все хвори и раны любого человека, но только не себя. Лечить свои болячки было тяжелее всего, а тут ещё и рана от заговорённого меча!.. Мужчина сел на траву, опираясь на один из столбов, поддерживающих навес. Длинные ноги оказались под открытым небом, но тарса, казалось, это не волновало. Невидящим взглядом он уставился в высокую ограду, как будто мог рассмотреть, что за ней. Выражение лица было таким хмурым и злобным, что к волхву лишний раз никто не подходил.
Ближе к обеду альвийка протянула Волину и колдуну кубки с зельем, чтобы хоть как-то облегчить их боль. Дядька благодарно кивнул и маленькими глотками цедил снадобье. Радомир быстро выпил горький напиток и протянул пустой кубок обратно, жестом отсылая видунью прочь. Девушка не стала пенять тарсу за его хозяйские замашки, молча отошла к Усыне. Видун от нечего делать затачивал ножом деревянные прутики. Маг’ярец украдкой глянул на тарсов, прислонившихся с двух сторон к деревянному столбу:
— Может, стоило дать им сонное зелье?
Нимфириель отрицательно покачала головой:
— На ночь приготовлю, чтобы спали спокойно. А пока хватит этого.
Из дома вышла Яронега и присела рядом с видуньей. Она нетерпеливо поглядывала на ворота, ожидая возвращения Честимира. Маг’ярский княжич со своими дружинниками отправился на охоту: не столько ради мяса к ужину, сколько ради возможности хоть немного развлечься и развеять скуку. Тарсиянка посмотрела на беспросветно серое небо и тяжело вздохнула, зябко кутаясь в плащ. Но вернуться в дом отказалась.
— Не хочу быть одна… Не по себе.
Видуны переглянулись. Усыня на всякий случай спросил:
— Чего ты страшишься, государыня?
Яронега грустно улыбнулась.
— Мыслей своих боюсь. Когда один, много думаешь. А мне думается о плохом…