– Хенни, я думаю, ты должна знать, что Лия, подписывая эти бумаги, лишается своих прав на все, включая и этот дом. Все это теперь будет принадлежать Хэнку.
– Я знаю об этом. Пол, открой же мне дверь. Поможешь ты мне, или нет, наконец! – воскликнула она с раздражением, видя, что Пол даже не сдвинулся с места, продолжая переводить взгляд с нее на Дэна.
– Мне казалось, ты должна знать, что сделала Лия, – послышался вновь голос Дэна.
– Это очень благородно… Ты это хотел услышать от меня?
Лия спокойно произнесла.
– Меня больше не интересует ваше доброе мнение обо мне, Хенни. Я знаю, что потеряла его. Но я не стану больше тратить свои силы на то, чтобы вас переубедить. В жизни у меня и без того забот более чем достаточно.
Она пожала плечами – жест печальный и в то же время очаровательный – и, повернувшись, начала подниматься по лестнице.
Прямо гранд-дама, подумала Хенни.
Втроем они направились на восток, в сторону Мэдисон-авеню; Пол шагал между Дэном и Хенни.
– Я никогда тебе этого не прощу, – пробормотала себе под нос Хенни, зная, что Пол наверняка ее услышит, хотя он и разговаривал в данный момент с Дэном.
Был воскресный день. Женщины в мехах и мужчины в честерфилдах[62] и высоких шелковых цилиндрах, размахивающие при ходьбе тросточками из ротанга, прогуливались, раскланиваясь время от времени друг с другом. И тут же, по тем же улицам вышагивал в своей видавшей виды зимней куртке Дэн! Как может он, всегда с таким презрением относившийся к роскоши, в которой многие видят цель и смысл жизни, желать окружить ею ребенка?!
– Можно здесь где-нибудь перекусить? – спросил Дэн.
Пол с сомнением покачал головой.
– Здесь, как ты сам понимаешь, таких мест нет. В нескольких кварталах отсюда, в отеле, мы могли бы, правда, получить довольно приличный ленч, но…
Дэн ухмыльнулся.
– Ты хотел сказать, что это слишком шикарно для меня, не так ли? Но мы все-таки попробуем.
– Я не голодна, – заявила Хенни.
Неужели он действительно думал, что она сядет с ним за один стол? Видимо, он был уверен, что заставит ее это сделать… Но зачем ему это было нужно? Им больше не о чем было говорить друг с другом.
– Тебе надо поесть, Хенни, – запротестовал Пол, – да и я, откровенно говоря, тоже проголодался. Мими пошла навестить своих родителей, и дома меня не ждут. Так что, давай тоже перекусим.
Он твердо взял ее за локоть, увлекая за собой. Она чувствовала, как сжали ее руку его пальцы.
В вестибюле отеля кругом были цветы, и стоял запах весны; с трудом верилось, что снаружи зима. Хенни внезапно почувствовала себя не в своей тарелке среди всей этой роскоши.
Пол повел ее в ресторан. Здесь тоже повсюду были цветы и скатерти сияли белизной. Она совсем оробела и остановилась на мгновение, но ее тут же, чуть ли не силком, усадили за стол.
Появился официант и навис над их столиком, держа наготове блокнот и карандаш.
– Я не голодна, – проговорила снова Хенни, но ее слова словно упали в пустоту.
Дэн проигнорировал ее слова.
– Дама будет небольшой бифштекс, среднепрожаренный. И вареный картофель без масла. Также «французскую приправу» к салату.
Она чувствовала себя несчастной и униженной. Дэн попытался встретиться с ней взглядом, но она отвернулась. Пол укрылся за меню. В зале не было окон, так что она не могла сделать вид, что ее интересует зимний пейзаж. Она остановила свой взгляд на сидевшей неподалеку даме в шляпе с перьями; Мег пришла бы в ярость, увидев эти перья, мелькнула у нее мысль.
От Дэна, однако, было не так-то легко отделаться.
– Надеюсь, Хенни, ты справляешься?
– Да.
– Нам повезло, что у нас есть Хэнк. Только он один и остался теперь у нас.
…Что я должна на это ответить? Пол какой-то странный, скованный, он совсем мне не помогает. Все это его вина. Хотя, конечно, он ужасно об этом сожалеет. Ему кажется, он знает, что я должна сейчас чувствовать, но как он может это знать? С Мариан у него все обстоит прекрасно, и эта давняя история, скорее всего, уже забыта. Откуда ему знать, каково мне сейчас!
Официант принес булочки и масло. Никто из них к ним не притронулся.
– Ну, собирается кто-нибудь что-нибудь сказать? – резко спросил Дэн.
Она взглянула на него. На лбу у него пролегли глубокие борозды, свидетельство обуревавших его чувств. Она почувствовала, что должна что-то сказать.
– Не понимаю я этих ваших новых отношений с Лией. Как ты мог забыть, что она сделала?! Ты, которому она в сущности всегда была безразлична? Мне всегда казалось, что ты слишком суров с ней. Ты говорил, что она фривольна, любит командовать… я сейчас и не вспомню всех твоих обвинений в ее адрес… что она совсем не подходит Фредди. А сейчас, хотя мне и неприятно говорить об этом, оказывается, ты был прав. Поэтому я и не могу понять перемены в твоем отношении к ней.
– Я не был прав, и также не был и полностью неправ. Я спрашиваю себя, можешь ли ты это понять? Потому что ты видишь все или в черном или белом цвете: никакой середины. Думала ли ты, думал ли кто из нас, что Лия откажется от наследства?
Снова подошел официант. С нетерпением они молча ожидали, когда он закончит ловко и осторожно раскладывать овощи, так осторожно, словно это было заданием огромной важности. Когда он, наконец, ушел, Дэн продолжил:
– Только один из нас, только один, – он поднял многозначительно палец. – Только Альфи совершенно не удивился. Она не хочет зависеть от кого бы то ни было, сказал он мне, не хочет никого с этого момента благодарить. Вот что сказал мне Альфи. И я думаю, он прав, так как он узнал в ней себя.
– Ту черту характера, которую ты презираешь.
– Я бы так не сказал. – Дэн как-то весь поник на своем стуле, держа в руке вилку и устремив взгляд на тарелку перед собой, внезапно он почувствовал глубокую усталость. – Я не могу не восхищаться той внутренней силой, какой обладают такие люди. В отличие от них, я не способен добиться успеха. Я растратил все свои силы, охрип на митингах, призывая к миру и справедливости, и так ничего и не достиг…
Пол прервал его.
– Ты не прав, Дэн. Вспомни о законах, касающихся сдаваемых в аренду домов. Я могу назвать тебе…
– Не надо. Все это лишь малая часть того, что я хотел добиться.
В глазах его застыла печаль; поймав себя на том, что жалеет его, Хенни рассердилась и бросилась в атаку.
– Она лишила моего сына последнего смысла жизни, она разбила ему сердце, а ты делаешь из нее святую только потому, что она не хочет брать твои деньги!
– Я делаю из Лии святую? – Дэн скривился. – Совсем наоборот! Мы смотрим на жизнь совсем по-разному. Она гордилась тем, что Фредди идет на войну, и я никогда ей этого не забуду. Она олицетворяет то, что мне глубоко чуждо и всегда таким останется. Но, черт подери, разве обязательно любить человека и одобрять все его поступки, чтобы признать какие-то его достоинства? Справедливость есть справедливость, только и всего.
– Теперь ты превратился в святого.
– Господь свидетель, я не святой! Уж кому-кому, а тебе это известно. Но попытайся вспомнить, Хенни, что это такое – быть молодым. Прошло не так уж много времени с тех пор, как ты сама была молодой. И вот появляется этот парень, Бен… неужели ты не понимаешь, что она должна чувствовать? Плоть и кровь, мужчина и женщина…
Перегнувшись через стол к Хенни, он продолжал умолять ее, взывать к ее чувствам низким страстным голосом:
– Не устраивай спектакля, – предупредила она.
– Плоть! Ты не понимаешь этого, но я-то понимаю!
– Да, ты понимаешь. Каждая женщина, которую ты видишь… все годы… где бы мы ни были… ты думал, я ничего не замечаю? Меня всегда унижал твой идиотский флирт…
Дэн всплеснул руками.
– О чем ты говоришь? Я ничего не понимаю!
– Не понимаешь? Это замечали даже посторонние люди, я знаю это.
– Потому что я разговариваю с женщинами? Конечно, мне нравятся красивые женщины! А ты что думала? Но все это было всегда невинно, я никогда не ставил перед собой цели чего-нибудь этим достигнуть.