Тем временем с вором происходили волшебные перемены. Куда только девались его добродушная веселость и самоуверенность. Теперь на его лице читался откровенный ужас.
— Начальник! Ей-богу, ничего не знал! Ладно, давай буду писать признание. Да, взял я этот чемодан. Я эту ячейку еще с утра немного подправил — она открывалась на раз. Без всяких там шифров. Ну, дождался, пока туда чемодан положат. Взял, а тут ваш… Мамой клянусь, так все было! Я — вор, но в расстрельных делах мне светиться надобности нет. Я тут ни при чем. Украл — сажайте, раз поймали. Но не знаю я ничего про это золото, не знаю! Я помню того, кто положил чемодан. Такой здоровый мужик, с соломенными волосами. А брови у него — черные…
Но дежурный уже не обращал внимания на вопли пойманного вора. Он схватил телефонную трубку:
— Товарищ начальник? У нас ЧП. Я прошу вас срочно спуститься к нам.
Дальше все происходило в темпе вальса. Явившийся подполковник, выслушав доклад и взглянув на золотой песок, тут же, с поста дежурного, стал звонить на Лубянку. Оттуда через полчаса прибыли трое серьезных молодых людей на черной «Волге». Они забрали песок и Мучника. Напоследок один из комитетчиков, крупный молодой человек с лицом непроспавшегося убийцы, бросил:
— Думается, вам не стоит лишний раз напоминать, что все случившееся — государственная тайна. И не дай бог эта информация просочится хоть как-нибудь…
27 июля 1965 года, Москва, проспект Мира
— Ну что там у вас стряслось? — Дознаватель, старший лейтенант Сенченков, направленный сюда по телефонному звонку, сделанному какой-то испуганной гражданкой, обозрел место происшествия, вокруг которого, несмотря на ночной час, собралась небольшая толпа. Граждане тупо глядели на заляпанный кровью асфальт и — конечно же — лежащее у самой кромки проезжей части тело, накрытое белой простыней.
«Скорая» прибыла уже давно, но лишь для того, чтобы установить: пострадавший в дорожно-транспортном происшествии в услугах медиков уже не нуждается. Теперь ожидали другую машину, которая должна была повезти тело в морг.
— Что произошло?
Сержант-ОРУДовец стал докладывать:
— Согласно показаниям свидетелей пострадавший шел по тротуару и собрался переходить улицу. Дождался зеленого сигнала светофора и вышел на проезжую часть. И тут вон с той улицы появился зеленый «Москвич-407». Он, нарушая правила, выехал на зону перехода и совершил наезд. После чего скрылся с места происшествия.
— Номер установили?
— Никак нет. Один из свидетелей, местный пенсионер, даже специально попытался запомнить номер, но тот оказался забрызган грязью.
— Личность пострадавшего?
— Лозинский Вадим Викторович. Прописан в городе Магадане, улица Ленина, 62, квартира 15. При нем найден использованный авиабилет на рейс Магадан — Москва…
Тем временем медики погрузили тело на носилки. Во время переноски в труповозку простыня немного сбилась в сторону. И присутствующие увидели лицо погибшего — крупного мужчины средних лет, с соломенными волосами и черными бровями…
Из материалов уголовного дела
«Лозинский Вадим Викторович, 1915 года рождения. Окончил среднюю школу в г. Саратове… В 1937 году по комсомольской путевке направлен в органы НКВД. Занимал различные должности в системе «Дальстроя». Службу закончил в чине капитана. В 1953 году против Лозинского начато служебное расследование по обвинению в злоупотреблении служебным положением. Фактов, подтверждающих обвинение, найдено не было. Однако, согласно поданному рапорту, он был уволен из органов КГБ.
После этого и до настоящего времени занимал должность начальника отдела кадров треста «Магадан-уголь». На работе характеризуется с положительной стороны.
Как показала проверка, в последние три года Лозинский часто (10 раз) прилетал в Москву, пребывая в ней один или два дня».
1 августа 1965 года, Магадан
Никто из знакомых и сослуживцев не узнал бы сейчас заместителя начальника транспортной службы треста «Магадануголь» Тимофея Ермакова. Обычно светившийся благодушием, вечно сыпавший шуточками человек, свежий, как огурец из магаданской теплицы, теперь представлял собой бледное дрожащее существо. Он метался по огромной комнате своей сталинской квартиры. То начинал судорожно пихать в чемодан вещи, то вдруг бросал это занятие и принимался бесцельно бегать по комнате, то вдруг замирал, не в силах сдвинуться с места. На его румяном сытом лице читалось выражение неподдельного ужаса. Руки тряслись, как у человека, пробудившегося после жуткой пьянки. Схватив пиджак, он долго не мог попасть рукой в рукав, а потом, застегивая пуговицы, оборвал две из трех.