Но Изабель еще не закончила свое выступление. Она перевела дыхание и продолжила дрожащим голосом:
- Она – развратное животное... так не похожа на моего нежного Честнеда. Она двигалась снова, и снова, и снова. Я думала, она никогда не остановится. Я никогда... никогда даже не думала... – Изабель разразилась рыданиями. – Кто бы мог подумать, что женщина может быть таким животным? Вы когда-либо слышали о ком-нибудь столь жадном? Мой дорогой Честнед... боже, да с ним я могу досчитать до пяти – и он закончил.
Мое раннее удивление исчезло, когда я поняла, к чему ведут откровения Изабель. Репутация Честнеда и так была невысока, а эта женщина собиралась обрушиться на самую чувствительную часть эго любого мужчины. Изабель проделала великолепную работу, захватив внимание аудитории. Стражники выглядели так, будто не могли поверить в свою удачу – оказаться в нужном месте в нужное время. Желтая волна втекла в комнату, но, как и стражникам, матроне явно было слишком интересно, чтобы остановить поток откровений.
- Эта штука... она такая большая и такая твердая. Смотрите... видите, ее даже не согнуть. Это было ужасно. Это не навредит мне? Ведь некоторые части женского тела не в состоянии принять подобное обращение от чего-то столь твердого? И такого... такого... такого большого?
Матрона открыла рот, но не сумела произнести ни слова. Затем женщина мудро закрыла его снова. Стражники производили впечатление людей, прикладывающих все силы, чтобы сохранять спокойствие или, по крайней мере, тишину. Все их внимание было сосредоточено на Изабель и, что удивительно, не по той причине, по которой обычно мужчины могли бы уставиться на полуголую женщину. Они просто боялись посмотреть друг на друга, чтобы не разразиться хохотом.
Изабель, казалось, вовсе не замечает эффект, который произвели ее слова.
- И она... она сосала... сосала мои груди... будто она была младенцем. Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы взрослый делал нечто подобное? Боже, да мой дорогой муж слишком... зрелый, чтобы даже хотеть касаться их.
Сержант стоял с красным лицом, плотно сжав губы, и выглядел так, будто страдает неизлечимым запором. Самый молодой стражник резко развернулся и спрятал лицо в балдахине. Плечи его дрожали.
- А еще она использовала на мне злое колдовство. Я никогда не испытывала ничего... ничего подобного этому. Но, когда она... использовала эту... эту... – Изабель снова указала на кровать. – Эту штуку. Я чувствовала... волну, нарастающую внутри меня, которая... которая хлынула сквозь меня. Это было как чихание... только более сильное, и... я знала, что это какой-то вид магии, потому... потому что, если бы это не было столь ужасным... это могло бы быть... быть... приятным. В этом было какое-то жуткое колдовство. Я знаю это... я знаю, – Изабель убрала руки от лица и впилась глазами в сержанта. – Что это за злое колдовство? Вы когда-либо слышали о подобных чувствах?
Сержант покачал головой, вероятно, потому, что это было безопаснее, чем пытаться ответить на вопрос.
Мне не нужно было слышать эту последнюю вспышку Изабель, чтобы убедиться, что ее откровения – в большей степени вымысел, нежели правда. Ни один мужчина не мог быть настолько некомпетентным любовником (а я слышала довольно много жалоб от подруг, которые не придерживаются моего образа мыслей), кроме того я знала на собственном опыте, что Изабель не столь невинна, какой претворяется. Это было не важно. Я, несомненно, была единственным человеком в комнате, который сомневался в ее словах.
- Она так не похожа на моего милого мужа. Честнед всегда так добр и нежен со мной. Он деликатен и мягок, и насколько меньше... вполовину, клянусь... или еще меньше. Он насколько неприхотлив, – Изабель изобразила очередной взрыв рыданий.
Самый молодой стражник принялся жевать балдахин, чтобы сдержать смех. Тот, который стоял позади всех, прижимал руку ко рту. Другой изучал свои сапоги, лишь изредка бросая взгляды на Изабель. Сержант настолько плотно сжимал губы, что они дрожали от напряжения. Я знаю, что они выпивали там внизу – интересно, насколько долго они смогут контролировать свои мочевые пузыри после всего этого?
- Она сказала, что вернется завтра ночью.
- Мы защитим вас, моя леди, – голос сержанта был высоким и визгливым.
Этот звук вывел матрону из ее состояния ошеломленного бездействия. Казалось, она запоздало осознала, что должна защитить жену графа от похотливого внимания стражников. Ее обязанности, несомненно, состояли в том, чтобы выпытать все детали, оставшись с Изабель наедине, чтобы потом поделиться ими с несколькими близкими подругами, любящими пикантные истории.
Матрона наклонилась и взяла Изабель за плечо.
- Идем, дитя мое. Оставь страже их работу. Они поймают этого монстра.
Изабель позволила поставить себя на ноги, но продолжила истерику.
- Она не сможет сделать это снова. Правда... правда же не сможет?
- Нет. Завтра она уже будет в темнице, – проворковала матрона.
- Но... если не будет... конечно же, это все равно невозможно.
Матрона обняла Изабель и повела к входу из комнаты, бормоча:
- Ну, ну, ну. Теперь все хорошо.
- Мой дорогой лорд говорит, что ни один мужчина не может совершить акт чаще, чем... чаще, чем... чаще чем...
Изабель и матрона исчезли из поля моего зрения, но последние слова леди были ясно слышны и из соседней комнаты:
- ...раз в десятидневье.
Четыре стражника неподвижно стояли на месте, пока рыдания Изабель не замерли вдали. Наконец, сержант откашлялся и произнес более низким тоном, чем ранее:
- Точно. Ну. Мы должны... эм... искать... – мужчина шумно сглотнул. – И кто-то должен сообщить графу Членнету... То есть, Честнеду.
Я подозреваю, что оговорка была намеренной. Как бы то ни было, она стала окончательным ударом по самообладанию стражников. Самый молодой из них отцепился от балдахина и, похрюкивая, сполз на пол. Один его соратник еле держался на ногах, цепляясь за столбик кровати, второй – согнулся надвое и схватился руками за живот.
Сержант спотыкаясь пошел к кровати, издавая такие звуки, будто задыхается. Он подняла фаллос за ремешок, и картинно отмерил на нем половину длины. Пантомима вызвала у его подчиненных новые пароксизмы смеха. Все они вытирали глаза.
В заявлениях Изабель была некоторая доля правды, так что я оскорбилась за нее на то, что испытания, через которые, по ее описаниям, ей пришлось пройти, не вызвали никакого сочувствия у мужчин, которые должны были защищать ее. Помимо этого, я просто хотела убить ее.
Стражникам потребовалось еще пять минут, чтобы вернуть себе достаточно самообладания и выпрямиться. По щекам сержанта все еще бежали слезы, но дышал он уже почти нормально.
- Верно. Нужно передать сведения наблюдателям на причалах и на воротах, и начать прочесывать город. Нам нужно, эм... – он сделал паузу. – Нужно сообщить.
Я буквально видела, как идея пришла в головы всем одновременно: эту историю просто необходимо рассказать как можно большему числу людей как можно скорее. Стражники покинули комнату с удивительной поспешностью, задержавшись только на время, необходимое, чтобы собрать доказательства. Сержант шел первым и нес перед собой фаллос, будто талисман – талисман, который отчетливо дрожал.
Я подождала, пока звук их шагов не стихнет, и спустилась со шкафа. В качестве доказательств стражники также забрали и мою одежду. Первым делом следовало найти что-нибудь на замену.
Платяной шкаф Изабель вряд ли мог бы стать источником чего-нибудь подходящего, но я все равно заглянула в него перед уходом. Ее первая длинная ночная рубашка будет подходящим сувениром – если конечно я выпутаюсь из этой ситуации. Затем я покинула помещение.
Третья комната, в которую я вошла, оказалась спальней графа Честнеда. Я сомневалась, что она будет более полезной, чем спальня его жены. Его светлость был сантиметров на пять выше меня, но главная проблема была в том, что, несмотря на состояние его вещей, ткани были явно излишне хорошего качества для тех мест, в которых я обычно скрываюсь. И черный – действительно не мой цвет.