Оказавшись у себя в комнате, Паолина сняла платье из серебристого ламэ и бросилась ничком на кровать. Перина оказалась на удивление мягкой, и только тут девушке пришло в голову, до какой степени она должна быть признательна сэру Харвею. Что бы там ни случилось, ей довелось все это испытать. Впервые в жизни она оказалась в Венеции, окруженная сказочной роскошью, познакомилась с людьми, которых, как она прекрасно понимала, вряд ли имела бы возможность даже просто увидеть, разве что на расстоянии, живи она как прежде со своим отцом.
Все эти блага принес ей сэр Харвей – горничную, ожидавшую ее в палаццо, из окна которого она могла любоваться необыкновенной красотой Большого канала.
– Я в Венеции! В Венеции! – снова и снова твердила про себя Паолина, как будто пытаясь вернуть этим словам тот магический смысл, который они имели для нее несколько часов назад. Однако, оказавшись здесь, она в конце концов поняла, что ее куда более заботила ее личная судьба, чем то, что она видела вокруг себя.
Маркиз был женат, и все же она чувствовала к нему невольную симпатию. Это было своего рода прихотью судьбы – привести в их дом человека, который благодаря своему влиянию мог ввести их в высшее общество Венеции, повергнуть его к ее ногам в порыве искреннего восхищения и затем воздвигнуть между ними барьер, который должен был разделить их навсегда, как бы они ни нравились друг другу.
Это казалось выше ее сил, однако Паолина понимала, что ничего другого ей не оставалось. Сэр Харвей был прав. Не было смысла попусту растрачивать свое время и свои чувства на человека, который не мог предложить ей ничего существенного.
Некоторое время спустя Паолина поднялась с постели и, накинув капот поверх нижних юбок, осторожно приоткрыла дверь своей комнаты. Ей хотелось узнать, где сейчас сэр Харвей и какими были его планы на вечер. Теперь она чувствовала стыд из-за того, что в порыве гнева бросилась бежать от него. Ей следовало извиниться перед ним и попросить прощения.
Длинный ряд комнат впереди казался совершенно пустым. Паолина проследовала через анфиладу в надежде найти сэра Харвея на балконе или в маленькой библиотеке. Но его нигде не было, и внезапно девушку охватил страх. Вдруг он ушел куда-нибудь без нее, рассерженный и сытый по горло ее неблагодарностью?
И тогда она увидела его. Он лежал на диване, вытянув ноги и прикрыв глаза. По-видимому, он крепко спал, и только сейчас Паолина поняла, как сильно, должно быть, он устал. Ему не пришлось выспаться прошлой ночью, как ей, да и поединок с герцогом потребовал значительной доли его сил, хотя сэр Харвей и вышел из него победителем.
Паолина взглянула на него сверху вниз и в первый раз заметила, что он был молод. Вероятно, потому, что сэр Харвей до сих пор всегда выступал в качестве покровителя по отношению к ней, она думала о нем, как о человеке в годах, почти ровеснике своего отца. Теперь девушка увидела, что когда он был спокоен и отдыхал, лицо его казалось совсем юным, в нем было даже что-то до странности уязвимое. Он совсем не был похож на беспринципного авантюриста или на человека, которому удавалось выжить только благодаря своему уму и ловкости. Напротив, он выглядел как истинный английский джентльмен, заслуживающий полного доверия, всегда любезный и обходительный с дамами, надежный защитник от любых невзгод, которые могут обрушиться на них в этом мире.
Паолина довольно долго стояла рядом с диваном, и, судя по всему, ее пристальный взгляд потревожил сон сэра Харвея. Все еще не открывая глаз, он повернул голову и хрипловатым голосом чуть слышно спросил:
– Паолина, с вами все в порядке?
Она опустилась рядом с ним на колени.
– Да, конечно, – ответила она. – И я глубоко раскаиваюсь в том, как недавно себя вела. Я этого не хотела. Не понимаю, как я могла быть настолько неблагодарной после всего того, что вы для меня сделали. Пожалуйста, простите меня.
Тогда сэр Харвей открыл глаза и увидел над собою лицо девушки, обрамленное золотистыми локонами, словно ореолом, большие глаза, полные беспокойства и грусти.
– Разумеется, я прощаю вас, – ответил он сквозь сон. – Это все лишь потому, что я волнуюсь за вас. Вы так прекрасны, так дивно, неописуемо прекрасны…
Сэр Харвей снова закрыл глаза, и Паолина заметила, что усталость буквально сморила его. И все же в его голосе было нечто, что заставило ее сердце забиться сильнее. Но по его спокойному, ровному дыханию девушка поняла, что он снова погрузился в спокойный сон. Она поднялась с колен и, вернувшись к себе в комнату, принесла оттуда стеганое одеяло из атласа, набитое лебяжьим пухом, чтобы прикрыть ему колени. Затем Паолина уселась рядом с сэром Харвеем, не отводя взгляда от его лица. Она уже поняла, что сегодня вечером не будет никаких новых развлечений, посещения театра, казино или балов. И тем не менее она чувствовала странное удовлетворение в душе, сидя рядом с ним и наблюдая за тем, как солнце закатилось и на прозрачном небе одна за другой вспыхивали яркие звезды.
Глава седьмая
Паолина сидела, прислонившись к спинке кровати, и, как обычно по утрам, допивала шоколад, когда раздался стук в дверь и, прежде чем девушка успела что-либо сказать, она распахнулась. Паолина удивленно подняла глаза. Тереза, ее горничная, прибиралась в комнате, а парикмахер нагревал перед камином щипцы для завивки. К ее замешательству, поскольку он никогда раньше не появлялся в ее спальне, перед нею предстал сэр Харвей.
Он был почти полностью одет, но вместо камзола на нем был яркий парчовый халат, в котором он почему-то выглядел более франтоватым и добродушным, чем обычно.
Паолина поставила чашку с шоколадом на столик, и так как на ней не было ничего, кроме тонкой ночной рубашки, инстинктивно прикрылась простыней. Впрочем, ее светлые волосы, ниспадавшие на плечи и разметавшиеся по подушке, сами по себе могли служить прикрытием для ее наготы.
– Доброе утро, сестренка, – обратился к ней сэр Харвей и, щелкнув пальцами, дал знать Терезе и парикмахеру, чтобы те покинули комнату.
Они удалились, а Паолина взглянула на него широко раскрытыми от изумления глазами.
– Известия, которые я вам принес, не могут ждать, – объяснил сэр Харвей. Усевшись на краю кровати, он добавил: – Сегодня утром вы выглядите на редкость красивой.
Паолина покраснела.
– И прошу вас, не надо так пугаться при моем появлении, – предостерег ее сэр Харвей. – Не забывайте, что для всех я – ваш брат, и нет ничего неприличного в том, чтобы принимать собственного брата, когда вы еще в постели.
– Я постараюсь помнить об этом, – медленно произнесла Паолина. – Что именно вы хотели мне сказать?
– Только то, что я нашел для вас идеального мужа, – отозвался сэр Харвей.
У Паолины вдруг возникло странное ощущение – словно на сердце ей положили камень. Но она ничего не ответила и только ее глаза, казавшиеся несоразмерно большими на ее тонком личике, внезапно помрачнели. Сэр Харвей между тем продолжал беззаботным тоном:
– На эту мысль меня навел Альберто, хотя, как оказалось, мне уже приходилось встречаться с этим человеком раньше.
– А почему вы решили, что тот джентльмен, о котором вы говорите, пожелает... жениться на мне? – сделав над собой усилие, спросила Паолина.
– Потому, моя дорогая, что он прибыл в Венецию с тем, чтобы найти себе невесту, – ответил сэр Харвей с видом торжества. – Вот уже много лет шли разговоры о том, что его престарелый дядюшка, который взял его к себе и воспитывал как собственного сына, страстно желал найти ему достойную партию. Но граф Леопольдо Риччи – так его зовут – до сих пор упорно противился брачным узам, потому что для него было гораздо удобнее вести жизнь холостяка. А сегодня утром я узнал, что его дядя скончался и Леопольдо унаследовал его имения, но с одним условием. Он должен жениться не позже, чем через год.
– И почему вы думаете, что он должен остановить свой выбор на мне? – спросила Паолина.
– Как он может остаться к вам равнодушным, увидев вас хотя бы раз? – галантно осведомился сэр Харвей. – Кроме того, Альберто, который хорошо знает Леопольдо Риччи, так как он гостил в прошлом году в замке герцога, утверждает, будто он поклялся, что его невестой может стать только блондинка. Это, конечно, значительно сужает выбор.