- Мне на это плевать! - заорал Бетрей. - Но я советую тебе схорониться так, чтобы ни одна мышь не отыскала. Если не хочешь, чтобы Мишаня проверил тебя на всхожесть.
Шустряк сник, как картофель на морозе.
- На два дня, - смилостивился Бетрей. - А дальше можешь вновь прорасти. Но без глупостей.
Шустряк исчез мгновенно. И почти сразу господин Бетрей понял, что совершил ошибку.
Глава 9. НА ЗОЛОТОЙ ГОРЕ.
Иванушкин остановился посреди обширной, плотно убитой ногами площадки. Мишка-Копатель велел своим спутникам подождать, а сам направился "выяснять обстоятельства". Копатели расселись на ломаных пластмассовых ящиках и принялись закусывать самодельной колбасой, хлебом и зеленым луком. Из милости угостили и Иванушкина. Но тот почти ничего не смог проглотить.
- Жмыхуешь, браток, - сочувственно похлопал его по спине один из копателей. - Срок подходит, значит...
"Не срок еще, нет"! - хотел крикнуть Ив, но сдержался.
Он огляделся. Перед ним, осев на один бок, возвышалась Золотая гора. По цвету, конечно, не золотая вовсе, а черная, с серым и белым крапом, изрытая множеством нор. Справа от Иванушкина лепились один к другому и уходили вдаль холмики лежалого мусора, примыкая к хребту Больших помоек. Слева к площадке подходила дорога, разбитая колесами наземных "мусорок" и залитая водой. За нею лежало поле, вспоротое Траншеей, и в эту Траншею копатели опускали жмыхов. Тех, кто уже дозрел. "Сажали" или "прикапывали", выражаясь языком копателей. Иванушкину все время хотелось сказать "хоронили". Только что пришла "мусорка" и выплюнула из своего чрева целую гору тел. Многие еще шевелились и, как черви, поползли в разные стороны. Копатели их не трогали, позволяя поползать напоследок - так силы кончатся быстрее. Двое копателей вытаскивали из груды созревших жмыхов и укладывали на земле рядком, следом ходил третий с толстым затрепанным журналом и, сличая номера, проверял, плачено копателям за прикопку или нет...
- Лучше всего в Клетки идти, - рассуждала Дина с набитым колбасой ртом. - Там с благословением и песнями хорошо получается. А наши дураки сидят в огородах до последнего, пока не созреют, за грядки морковные держатся. Не соображают, что с любым ошибка выйти может. Перепутают что-нибудь и вместо Траншеи в печку сунут. А у Трашбога точно траншея, это гарантируется...
"Ничего не осталось, - подумал Иванушкин, - ни добра, ни зла, ни черного, ни белого. И даже грань между жизнью и смертью исчезла".
"Неужели это я это подумал? - изумился Иванушкин. - Неужели еще могу?"
Не то, чтобы мысль была какая-то замечательная, но само ее появление говорило, что мозг еще действует, и в жмыхи Иванушкину рановато.
"Господи, какие раньше мысли-то в голову приходили! Какие идеи! А я все отдал! Выбросил, как на помойку!" - ужаснулся Ив.
Его охватила такая тоска, что впору было выть в голос так, чтобы слышали в самых дальних углах Великих огородов. Подобный приступ случился с ним в конце зимы, когда вытащил он из старого этюдника палитру с остатками полузасохших красок. Но не для того, чтобы писать, а чтобы замазать трещину на старой яблоне. И только взял он в руки кисточку - настоящую новенькую "щетинку" шестой номер, и ощутил запах растворителя и белил, как защемило в груди, и сделалось так больно, будто под ребра воткнули раскаленное острие. Иванушкин заорал и ударил по стволу умирающей яблони, раз ударил, второй, третий, пока пластмассовый прямоугольник палитры не разлетелся вдребезги. А на следующий день Иванушкин пошел на мену. На последний сеанс. Пятый. И после этого пятого сеанса в заборной он потерял сознание, и все думали, что он тут же на месте сделается жмыхом. Но Ив очнулся.
- Что помнишь? - спросил его оператор. В черных его косоватых глазах дрожали сумасшедшие огоньки.
- Бабку на диване... умирающую, кажется... Нет, ничего не помню...
Два охранника довели Иванушкина до дверей мены. У выхода его встретил Мишка-Копатель, взял под руку, как старого друга.
- Последний сеанс? - доверительно спросил Мишка и радостно улыбнулся.
Иванушкин кивнул и прижал к груди шуршащий пакет, который в ту минуту показался просто невесомым по сравнению с утраченным.
- Тогда платить за прикопку надо, - Мишка потянул мешок к себе. Теперь для тебя прикопка, яблочный мой, вещь самая важная. Заплатишь, и копатели тебя не покинут. Учти.
- Учту-у-у... - тоскливо протянул Ив, глядя, как уплывают в сумку Мишани прозрачные трусики, купленные для Дины.
- Да ты не волнуйся, все будет прекрасно, это я обещаю, самое лучшее местечко в Траншее присмотрю! - Мишка-Копатель ободряюще потрепал Иванушкина по щеке и вернул почти пустой мешок.
На родном огороде Иванушкин в тот день появился после полудня, с трудом дотащился до крыльца и уселся на нижнюю ступеньку, прямо на не сметенный снег. Бессмысленный взгляд его полз по заснеженным грядкам и, соскальзывая, уходил дальше, к серым горбам Больших помоек. Глаза Иванушкина завлажнели. Он стал хлопать себя по карманам, отыскивая сигареты, ничего не нашел и жалобно всхлипнул.
- И это все?! - раздраженно воскликнула Дина, инспектируя отощавший мешок.
Кроме нескольких рулонов ароматной туалетной бумаги и баночки с джемом, в мешке ничего не было.
- Ты еще пойдешь на мену? - Дина оценивающе глянула на Иванушкина.
Тот отрицательно мотнул головой.
- Тебя что, не хватит даже на один сеанс?
Ей очень хотелось пнуть под ребра незадачливого супруга, но из-за забора на них смотрели, и она сдержалась.
- Может, и хватит, - задумчиво проговорил Ив, поднимая на Дину мутноватые голубые глаза, не утратившие и после пяти сеансов на мене выражения наивной мечтательности. - Но туда я больше не пойду.
- Как же ты жить будешь? - в глазах Дины появилось холодное синеватое мерцание.
- Да как и все, с огорода. Скоро сеять надо, - наивно предположил Иванушкин.
- Ах, с огорода! Да у тебя, видать, все масло из головы вытекло! Вспомнил бы хоть, что осенью собрал! Два кило морковки да картошки мешок. Умник! А еще твердил: у меня мозгов больше всех!
- Так ведь продал, - робко напомнил Иванушкин.
Но Дина уже не слушала: она металась по времянке и с яростной энергией она набивала сумки вещами. Когда проходила мимо него по крыльцу, вынося вещи, Иванушкин бормотал: