«Он сделает всё ради меня» Хандан улыбнулась. «Всё на свете»
Тонкими пальцами она прошлась по всему лицу Дервиша, остановившись на губах, но не рискнув к ним прикоснуться. Паша поцеловал её вновь. Она ответила. Хандан даже не заметила, как Дервиш бесцеремонно уложил её на спину, не отрываясь от влажных губ. Когда поняла — не стала мешать. Её тело невольно откликалось на легкие прикосновения, такие желанные и нежные. Сердце предательски забилось чаще, дыхание сбилось.
«Достаточно». Хандан получила, что хотела.
— Дервиш, хватит, — она уперлась в грудь паши, отчаянно отстраняясь от него. — Ты должен остановиться.
Она рассчитывала уже освободиться, но Дервиш удержал её, немного вдавив в жестковатую кровать.
— Отпусти меня, — Хандан дёрнулась.
Дервиш только слегка ослабил стальную хватку.
— Тихо, Госпожа. Хватит играть со мной, — она замерла. — Теперь у вас два пути: закричать, и к рассвету меня уже казнят, или остаться со мной. Здесь.
Вот он и посмотрел, хищно, как она и хотела. Дверь была приоткрыта, за ней стояла смерть в обличии двух стражников. Никогда не отдаст она Дервиша палачам.
— Ты же понимаешь, что выбора у меня нет, — взмолилась Хандан, трепеща, как маленькая птичка, впустую пытаясь освободиться из клетки, что сама закрыла на засов.
— Госпожа, зачем вы пришли? — он коварно прошептал ей на ухо и поцеловал в шею. — Не надо отвечать мне, ответьте себе.
— Я пришла найти утешение у друга, а оказалась в ловушке! Как ты смеешь, Дервиш, отпусти меня! Я Валиде-султан! — шепотом, едва слышно, чтобы никто не услышал, ругалась она.
— Хватит, Госпожа, у вас два пути.
Дверь была приоткрыта. За дверью стояла смерть.
Горячее дыхание паши обжигало нежную кожу, не знавшую прикосновений любимого и забывшую всяческие иные. Мурашки пробежали от места поцелуя и остановились внизу живота. Стало душно и чертовски жарко. Дервиш мгновенно почувствовал изменение в настроении своей прекрасной Госпожи. Он придвинулся вплотную, одновременно перестав удерживать. Принялся целовать всё, что не было закрыто одеждой. Простор был невелик, но Хандан вспыхнула желанием и злобой.
— Ты будешь любить меня сильнее? — немного визгливо, но шёпотом, спросила Хандан, смирившись с положением. Она даже хотела, чтобы всё вышло по желанию паши. Наверное. Со временем она сможет убедить себя в этом.
— Нет, Султанша, но, может быть, вы, наконец, полюбите меня.
— Ненавижу тебя, ты слышишь меня, не прощу…
— Я уже привык к вашему недоверию, смирюсь и с ненавистью.
Хандан поняла, что никогда не видела, как Дервиш хоть что-нибудь целовал. Ни мечи, ни кафтаны, ни печати, все к чему-нибудь прикладывались, но не он. Губы его принадлежали ей… и падшим женщинам.
Валиде-султан, не имея альтернативы, руками обхватила пашу, крепко прижавшись к его телу, и жадно впилась в его губы своими, прежде дрожавшими. Его широкая грудь вздымалась и опускалась. В Дервише чувствовалось заметное напряжение: он удерживался на локтях навесу, чтобы не навалиться на Госпожу все весом. Но присутствовало в нем нечто иное. Хандан знала, что причиной служит их недозволительная близость. По щеке невольно прокатилась слеза. Где-то глубоко внутри ей хотелось пронзительно закричать, потому что это было проще, чем теперь принять его и не возненавидеть. Но ещё глубже — она устала бояться. Сколько лет Хандан не спала ночами, умоляя Аллаха сохранить жизнь Ахмеду, её гордому Льву. Как долго ей придётся шарахаться от чёрных теней предателей? Или всю жизнь вспоминать о женщинах, чью постель будет старательно согревать Дервиш? Она могла и хотела закричать, тогда всё решилось бы без её участия. Только один звук…
Хандан перевернулась на живот, позволяя Дервишу самому возиться с многочисленными шнуровками на платье. Ей нужно было выиграть время, чтобы подготовиться. К тому же руки навряд ли стали бы подчиняться. Пламя свечи, изгибаясь, словно от неистовой боли, от каждого дуновения ветерка, отвлекало Госпожу от ненужных мыслей. Свеча горела — Хандан сгорала.
Вернувшись в свои покои, Хандан поняла, как много окон ей было предоставлено и сколько подсвечников она не замечала годами. Но в этих огромных комнатах было темнее и мрачнее, нежели чем в самой тёмной камере подземелья с Дервишем.
На тахте хохотали, сжавшись в одну маленькую кучку, служанки и раскрасневшаяся Сабия. Присутствию последней Хандан обрадовалась.
— Сабия, пойдём со мной — посмотрим, сможешь ли ты быть моей служанкой, — надо было взять девушку, которая бы не заметила отчаянные старания паши зашнуровать все части правильно.
Местами материя была перетянута, где-то ослаблена, шнурок перекручивался и завивался. Заметив подобное «безобразие», Айгуль сразу же сделала бы верные выводы, но Сабия от страха ошибиться не увидела бы даже неверно соединённые части наряда.
— Госпожа, она не готова, — вмешалась Айгуль, ныне старшая среди всех личных слуг.
— Вот и посмотрим, а вы — готовьте хамам, хочу расслабиться [отмыться], — Хандан старалась не выдавать произошедшее в себе изменение. — Давайте-давайте, пошевеливайтесь.
Тело Госпожи казалось ей мерзким, предательски липким и неприятным. «Хоть кожу сбрасывай, как змея». Хуже всего было уходить, когда нестерпимо хотелось остаться, если не в объятиях паши, так просто прийти в себя. Хандан только преодолела стыд и отвращение к себе самой и уткнулась в грудь Дервиша, только он крепко прижал её к себе, как уже настало время собираться.
Всё бы ничего, только её уже выставляли из покоев, не спрашивая её мнения.
Одеваться было не в её силах и умениях, всё равно что мертвая, с обмякшими руками и ногами, она не без удовольствия наблюдала откровенные страдания могущественного Визиря. Бельё, тонкая нижняя рубашка, подъюбник, вторая рубашка под определенное платье, чтобы то держало форму, юбка, наконец-то платье, верхнее платье с вышивкой и камнями, пояс. Дервиш вдоволь выругивался после каждого следующего слоя, заставляя от безысходности ликовать свою новообращённую любовницу. Дервиш терпеливо, отчасти героически, сносил адскую пытку над собой и не возражал.
Сабия неумело справилась с порученной работой, порой попискивая старания и напряжения.
— Ну, что Сабия, потрудилась? А то живёшь на правах Госпожи, разве что приказами не разбрасываешься во все стороны.
— Вы моя Госпожа, Валиде-султан. Вы тут самая добрая, — девушка бессовестно и неумело подлизывалась. — И очень красивая.
— Ха-ха, Сабия, не пытайся, работать придётся в любом случае, даже я тут что-то делаю, а не только собой в зеркало любуюсь, какая бы «красивая» я не была.
— Жаль, — девушка вздохнула. — Тогда в свои служанки возьмите, пожалуйста-пожалуйста, я всему научусь.
— Ладно.
Милая малышка Сабия от радости подпрыгнула, выдрав несколько волосинок из головы своей хозяйки.
— Мне не нравится, — деловито заявила Хандан рабочим, указывая на цвет обоев. — Это никуда не годится! Вы мне показывали приятный лиловый, а тут откровенно грязный сиреневый.
Рабочие оживились, понимая, что жалованьем обеспечены они надолго.
— Мы принесём другие образцы, Госпожа, — главный рабочий уважительно поклонился. — Завтра же.
— Хорошо, — Хандан прошла в следующую комнату, светлую и просторную. Южная сторона давала много света и тепла, а вставки из цветного стекла ненавязчиво разбавляли интерьер. — Тут всё замечательно.
Хандан уже представила, как нежится в лучах утреннего солнца, приятно пригревающих светлую кожу даже зимой, но внимание её переключилось на следующую комнату — спальню. С балконом. Что означало отсутствие, пусть и медных, но ненавистных решеток на окнах. Она проследовала в тёмную комнату, контрастирующую с залой. Тёмно-синие обои с хаотично разбросанными серебристыми точками напоминали небо и по приказу Валиде-султан были дополнены реальными созвездиями. Общий вид спальни обещал быть более чем необычным, настолько, что некоторые в гареме уже говорили о неуместности такого интерьера. Хандан сразу же настроилась сделать самый странный и неподходящий ремонт во всём Стамбуле.