Хандан отмокала в ванне, словно тряпка, без чувств и эмоций, мысли только изредка посещали её дурную голову. Уходя с торжества, она смогла всем улыбнуться, она посмеялась над сожжённым платьем, она попрощалась с сыном, ласково сверкнув ему глазами. Дервиш печально проводил её тяжёлым, полным боли взгляда, он отпускал её не убивать, а выиграть время, чтобы самому покончить с девушкой. Но она вышла из коридора одна, этим всё было сказано.
Благовонья, расставленные на каждой полке, только напоминали о горьком запахе гари.
После глухого стука в дверь, не тронувшего Валиде-султан, на пороге появилась тощая служанка.
— Госпожа, меня Хаджи-ага прислал, просил сказать.
— Говори, — жестко ответила Хандан, желая только покоя.
— На празднике, — служанка помялась, — на празднике был убит Абдула Мехмет-паша, его помощник Ибрагим-ага и девушка из вашего ансамбля, Катерина, она стала случайной жертвой говорят.
— Кого подозревают?
— Джихангира-агу, Джерраха Мехмед-пашу и Лала Ахмед-пашу, — служанка с промедлением вспоминала каждое имя и с трудом процедила сказанное.
Хандан махнула служанке, чтобы та немедленно ушла, и заметила тонкую полосочку запекшейся крови под ногтем. Перед ней живо пронеслась вся картина произошедшего, ярче, чем всё было в действительности, словно только теперь её руки обагрились кровью невинных. Она перевесилась через край ванны. Её стошнило.
С самого раннего утра, стоило только солнцу взойти, Хандан встала. Спала она плохо, даже несмотря на ужасную усталость и слабость. Вскоре поднялись шехзаде и маленькая госпожа, дочка Кёсем, сразу после завтрака все мальки были собраны в кучку и отправлены на вынужденную прогулку с Валиде-султан.
— Вальде, — всё ещё коверкал Осман, вызывая праведный гнев Махфируз. Девушка много времени тратила с сыном на обучение речи, но обращение к главной женщине гарема никак не выходило должным образом.
— Да, Осман, мальчик мой, — Хандан поцеловала его в лоб и усадила к себе на колени. — Расскажешь мне что-нибудь?
Мальчик, всё ещё морщившийся от нежеланного поцелуя, крепко задумался, выискивая что-нибудь стоящее. Если б он знал, как от такого лёгкого жеста млел Великий Визирь Османской Империи и насколько приятнее и волнительнее для Хандан было касаться его губами.
— Мыслитель, — шутливо отозвалась Сабия, укачивавшая Айше.
— Она ещё не ходит? — Хандан обратилась к улыбчивой гречанке. — Пора уже. Год как ей минул.
— Нет, Госпожа, но ползает — не догонишь.
Уловив, что внимание переключилось на девочку, Осман мгновенно подал голос.
— Я паука поймал, вот такого большого, — Осман растопырил ручки. — Он убегал, убегал, а я ловил… потом у него ножка отвалилась.
На этом мальчик расстроился. Прежде деталь про травму паучка, видимо, тщательно скрывалась ото всех, но от главной женщины гарема тайн быть не могло.
— Ну, ничего, бывает, — принялась успокаивать Османа Хандан. — В следующий раз будешь осторожней. Даже паучок — живой, с ним аккуратно надо.
— Ножку жалко.
Шехзаде не удержал слёз, казалось, вслед за ним взвоет и Хандан, возможно, глубоко в душе сочувствующая паучку, но сгубившая невинную девушку.
К счастью, Мехмед умудрился откопать где-то огромную улитку и под оханья няни нёс показать матери. Шума и смеха было немерено. Осман немедленно выдвинулся к брату.
Хандан заполнила возникшую пустоту Айше. Девочка хотела запищать, но уснула. Валиде успокаивала душу, глядя на маленьких наследников династии и мечтая однажды ещё взять собственное дитя на руки.
Вдалеке замерцал силуэт Ахмеда. Хандан сразу же просияла радостью — над ней взошло её солнце. За ним шёл Дервиш. «Вот и луна тут как тут» — с неудовольствием подумала она, затем же решив, что им следует поговорить. Паша сможет принести ей покой.
Ахмед первым поцеловал мать, не удостоив вниманием вытягивавшую шейку Кёсем. Она выглядела хорошей Валиде-султан, заботящейся о детях повелителя, не обделявшей вниманием его фавориток. Он потеребил тоненькие волосики девочки, умильно торчавшие из-под шапочки.
— Лев мой, — спокойно начала Хандан. — Могу ли я узнать про вчерашнее событие.
Ахмед утвердительно покачал головой, пригласив её прогуляться с ним и пашой. Хандан тут же отдала ребенка Сабии, подхватила юбки и пошла поговорить о делах, гарема не касающихся.
— Как вы знаете, Валиде, Абдула-ага был убит, сегодня мы заключили под стражу Лала Ахмед-пашу. Они проворачивали одно малоприятное дело, одним словом, завтра он будет казнён.
— Если ты считаешь, что так правильно, сын мой, — Хандан многозначительно покосилась на Дервиша-пашу, ответившем ей тем же.
— Валиде, по правде, меня беспокоит другое. Я не понимаю, как он мог осмелиться на такую дерзость, насколько надо потерять страх и стыд, чтобы убить человека во время торжества, устроенным лично мной, Повелителем мира? Это либо провокация, либо проявление полнейшего неуважения ко мне и мой воле.
Со стороны сына Хандан и не подумала посмотреть на происходящее. Всё выходило крайне неприятно, более всего то, что она знала ответ.
— Я думаю, Ахмед, тебе не стоит заостряться на таком ничтожном случае. Мерзавцы были и будут всегда, и тебе повезло раскрыть их лица.
— Хотел бы я быть также спокоен, как вы, Валиде, но увы, мне порядком наскучили предательства со всех сторон. Кажется, рядом со мной почти не осталось верных людей, у всех вокруг какие-то тайны, постыдные секреты, — Ахмед не сводил глаз с бегающих шехзаде. — Всё моя мягкость. Больше неверность, самую ничтожную, самую малую, я не прощу. Кто бы это ни бы и что бы не сделал.
Хандан одобрительно кивнула, сама же упала в колодец и утонула, как камень. А если сын узнает про их связь? Почему-то прежде её не сильно волновал этот вопрос, в её воображении существовали некие палачи, что непременно задушат её. Теперь же они вышли из тумана и вполне отчётливо показались в образе одного человека, которого Хандан любила больше жизни. Что же будет? В ней нет османской крови: даже шёлковый шнурок — недозволительная роскошь. Ей представилась собственная окровавленная голова, упавшая на жёлтый чистый песок. Ужас на секунду заполонил все мысли. «Надо носить с собой яд. Жидкий. Всегда. Такой, чтоб не спасли, » — Хандан вспомнила про Дервиша, — «а он пусть как хочет».
Ахмед пошёл играть с детьми, предоставив мать и пашу самим себе. Хандан много думала о всех нюансах происшествия и ждала той минуты, когда сможет отчитать Дервиша за неуважение и приуменьшение её заслуг.
— Госпожа, дабы мы уж остались одни, — Дервиш, видимо, тоже много думал и потому опередил её, — я должен спросить тебя, из каких, чёрт возьми, соображений ты вчера прикончила девицу, я уже не спрашиваю о том, зачем ты вообще оказалась в этом коридоре, тут я осмелюсь предположить, сыграла роль твоя непомерная самоуверенность.
Он говорил быстро, чётко и тихо, идеально выговаривая каждый слог и ни разу не перебив речь дыханием.
— Ты даже не хочешь выслушать меня, в тебе не возникает желание попытаться меня понять, — огрызнулась Хандан.
— Не надо, Госпожа. Я, помнится, просил тебя держаться от меня подальше и только, ты умудрилась нарушить приказ!
— Приказ? С каких пор ты можешь мне приказывать? — с кривоватой улыбкой произнесла Хандан, а затем добавила: — Кто ты такой?
Дервиш выдохнул, словно ему на плечи свалили непосильный груз, от которого не дали шанса избавиться.
— Так, хватит! — она вознамерилась возразить, но Дервиш её перебил. — Замолчи, Хандан! Я ничего не хочу слышать. Если я о чём-то прошу, значит надо сделать так, как я прошу. И всё! Это понятно?