Гальдорфинн с пониманием отнеслась к тому, что обучение Сигни лекарскому искусству закончилось; да и, говоря по правде, старой знахарке почти нечему уже было учить дочь конунга: та знала теперь почти все, что было ведомо самой финке.
Гальдорфинн радовалась этому: зрение все больше подводило ее, и она чувствовала, что скоро совсем ослепнет…
Две весны пролетели быстро; Сигни сопровождала отца во всех поездках, вникала во все дела, училась, запоминала. Эриксон гордился дочерью, и не раз говаривал, что ни один из его умерших сыновей не смог бы так быстро постичь сложнейшую науку – науку повелевать, справедливой и щедрой, но твердой рукой.
Поначалу люди конунга не восприняли Сигни серьезно: были и насмешки – за спиной девушки и прямо ей в лицо, и игнорирование ее приказов. Сигни просила отца не вмешиваться, когда он пытался приструнить своих людей, заставить их подчиняться своей дочери. Она доказывала сомневающимся, насмешникам и лентяям, что не потерпит неповиновения – доказывала так, как волк, собирающийся стать вожаком стаи – собственными силой, волей, жесткостью, порой жестокостью.
И пришло время, когда она завоевала авторитет, которого добивалась – и у подчиненных, и у своего отца. И порой советы, которые она давала Эриксону, приводили его в восхищение ее умом и дальновидностью.
Сигни едва исполнилось восемнадцать, когда ее отец скончался. Именно тогда дочь конунга узнала тайну своего отца – страшную тайну, в которую была посвящена одна Гальдорфинн.
В ту ночь, обмывая тело Эриксона вместе со старой финкой, Сигни поклялась отомстить за позор отца – отомстить страшно и жестоко роду Рагнара Беспутного...
Между тем, о красоте дочери Эриксона Краснобородого молва шла с тех пор, как ей минуло четырнадцать. С пятнадцати лет её начали сватать, но конунг Флайнгунга не торопился отдавать никому из претендентов руку Сигни. Потом, когда девушка стала помощницей отца, и вовсе стало не до её замужества.
Но, после смерти Эриксона, сватовства возобновились, - Сигни стала повелительницей огромного края, практически королевой, к тому же она была очень красива. Столь лакомый кусок, конечно, не мог не привлечь внимания множества соседних родовитых семейств.
Где это видано, чтобы столь юная девушка одна управляла таким обширным участком земли? Она сама должна мечтать о замужестве, чтобы возложить бремя власти на плечи куда более широкие и сильные. Удел же женщины – быть хорошей хозяйкой и рожать мужу детей.
Но Сигни не была согласна с этим уделом. Ей, которая смогла взять под свою власть всю страну, перед которой покорно склоняли головы даже ярлы* и умудренные опытом хёвдинги*, которую почитали, которой повиновались, - стать всего лишь кухаркой да греть постель мужа?
Она владычица своих земель, мейконунг. Она сумеет отразить и опасность нападения, и утихомирить внутренние распри; она вершит суд, награждает верных подданных, карает измену и преступления и наказывает проступки. У неё тысячи рабов-траллсов* и сотни слуг, и десять тысяч воинов одновременно могут встать под её руку, если она того пожелает.
Отдать свой край, свою землю, своих людей – жадному мужу, который и в жены то ее возьмет лишь для того, чтобы приобрести все это, чтобы расширить свои владения? Ну уж нет!
Конечно, если найдется тот единственный достойный, который сможет внушить ей любовь, - не красотой (Сигни считала себя совершенно равнодушной к мужской красоте), а доблестью, отвагой, благородством, умом и высокими душевными качествами, – в общем, если он будет похож на ее отца, - тогда, возможно, она и подумает о браке... А, поскольку второго такого не отыщешь нигде на земле – Сигни останется мейконунгом, девой-правительницей, навсегда.
Исполненная самого твердого намерения отказывать всем претендентам, Сигни хоть и встречала их как радушная хозяйка, но заставляла искателей своей руки выполнять самые разнообразные задания – одного посылала убить кинжалом огромного медведя-шатуна, с другим соревновалась во владении мечом или луком, с третьим скакала верхом наперегонки через множество препятствий.
И не было того, кто мог выйти с честью из предложенных хозяйкой Флайнгунда испытаний. Не справившихся с заданием женихов и так ждал позор, но несколько раз особо высокомерных, хвастливых и заносчивых Сигни повелевала проучить по стародавней традиции: их насильно опаивали, обривали наголо, вываливали в дёгте и отправляли к их дружинам голыми, засунутыми в мешок, под насмешливое улюлюканье воинов мейконунга.
Оскорбленные Сигни женихи несколько раз возвращались и пытались взять силой то, что не вышло получить миром; но всякий раз мейконунг Флайнгунда отражала нападение, причем и сама не единожды принимала участие в сражении.
И сватовства постепенно сошли на нет, - никто не хотел быть униженным непобедимой девой из Флайнгунда.
Только Рагнар Беспутный, к удивлению всех, не присылал к Сигни сватов, хотя у него было, по слухам, два сына, а владения на западе граничили со Свальдбрюде, делая брак с дочерью Эриксона очень выгодным… К удивлению всех – кроме Сигни. Ей-то было хорошо понятно стремление конунга из Рисмюнде избегать появления в её краях.
Часто думала она о том, что хорошо было бы самой набрать воинов и нагрянуть во владения Рагнара Беспутного. Отомстить за отца – да и за горе матери, за ее раннюю смерть от кручины тоже. Но дел у мейконунга было много и, хотя Торджер, друг детства, помогал ей во всем, сделавшись ее правой рукой, выполнить задуманное никак не удавалось.