Сигни и сама чувствовала, что сказала не то. Это близость мести кружит ей голову, как крепкая медовуха. Но отступать она не собиралась. Что бы там ни думал Торджер о ее замысле, - он исполнит его, в этом она не сомневалась.
- И к чему жечь корабли? – продолжал он. – Вдруг на них и впрямь дары для тебя. Мы могли бы захватить драккары и обогатиться.
- Мне эти дары не нужны. И хватит рассуждать. Иди, готовь людей, - жестко сказала она. – Запомни: Харальд Братоубийца едет к нам с войной, и это не обсуждается! Ну, что стоишь?
Торджер наклонил голову в знак подчинения, хотя подбородок его еще сильнее упрямо выпятился, как бывало каждый раз, когда она столь резко приказывала ему. Сигни прекрасно понимала его мысли: к чему настаивать на своем? Что бы ни двигало ею, почему бы она ни ненавидела конунга из Рисмюнде, – ему не бывать ни ее женихом, ни мужем, а это всё, что нужно ее другу.
Торджер вышел. Едва шаги его затихли, Сигни выхватила из сундука, стоявшего у ее постели, тонкую кольчужную рубашку с капюшоном и начала надевать ее поверх льняной. Сердце девушки быстро билось. Харальд Братоубийца близко! Скоро она захватит его! Живым! И тогда он ответит за все, что сделал ее отцу его отец!
...Но тут на пороге появилась испуганная Марит.
- Светлая госпожа, беда! Старая Гальдорфинн...
- Что с ней?
- Опять ей плохо. Вас зовет.
Сигни отбросила кольчугу. За последнее время Гальдорфинн дважды становилось плохо. Тетка Раннхилд считала, что старуха не протянет и до зимы. Сигни молилась богам, чтоб этого не случилось. Полгода назад старая финка окончательно ослепла, но сохранила ясность ума и твердую память. Конечно, теперь она не могла лечить людей, и близкими, если они болели, занималась сама Сигни, но порой девушка прибегала к знаниям и советам Гальдорфинн.
Больная лежала на шкурах, постеленных на длинный узкий ларь, в своей маленькой комнатке. Она, казалось, спала, но, когда дочь конунга вошла, повернула к ней голову и открыла свои незрячие, затянутые молочно-белой пленкой, глаза.
- Сигни! Наконец! – прошептала она, по шагам узнав свою ученицу.
- Да, это я. Гальдорфинн, что у тебя болит? Скажи, и я сделаю любое лекарство.
- О Сигни, у меня ничего не болит, а это значит, что болит всё. Таков удел старости. Но сядь рядом.
Сигни опустилась на грубо сколоченный табурет рядом с постелью Гальдорфинн и взяла финку за изуродованную как будто вывихнутую около пальцев руку.
- Ты побудешь со мной? – прошептала больная. – Останься со мной, Сигни! Ты нужна мне.
Сигни слегка нахмурилась. Остаться здесь – означало не пойти в поход на Братоубийцу.
Она вдруг вспомнила, что в прошлый раз знахарке стало плохо, когда на земли Флайнгунда шло войско одного из отвергнутых и оскорбленных мейконунгом женихов. Тогда пришлось послать навстречу своих людей во главе с Торджером, схватка была жаркая, и много бойцов Сигни погибло в том сражении, а Торджер был тяжело ранен. А в позапрошлый – когда она собиралась на охоту, и на охотников напал бешеный волк, искусав несколько человек...
Не хочет ли старая финка таким образом защитить Сигни от опасности? Не притворяется ли она больной? Но нет, как она, Сигни, может думать такое! У Гальдорфинн бескровное лицо, такого же цвета, как седые пряди, выбивающиеся из-под платка. И синеватые губы. Она действительно тяжело больна, или даже умирает! И Сигни не оставит ее!
- Гальдорфинн, я, конечно, побуду с тобой, сколько ты захочешь, - ласково сказала она, поправляя подушку под головой больной.
- Мне кажется, тебе этого совсем не хочется. Если у тебя много дел – иди...
- Я останусь. Дела подождут, - твердо сказала девушка.
- Благодарю тебя. Ты добрая девочка, моя лисичка... – Глаза Гальдорфинн закрылись, она как будто уснула. Глаза Сигни невольно наполнились слезами. Лисичкой ее называли только Гальдорфинн, отец с матерью и прабабка Гунндис.
Она смотрела на такие родные знакомые черты и молила богов сохранить старой финке жизнь. Гальдорфинн было плохо уже не раз. Она поправится, она обязательно поправится!
Прошло некоторое время. И вот за дверью послышалось бряцание железа, и голос Торджера негромко позвал Сигни. Она осторожно встала, на цыпочках подошла к двери и выскользнула за нее.
- Все готово, - доложил молодой воин, который был в полном боевом облачении, только шлем держал в руках. – Люди собраны и вооружены. Ждут только тебя.
- Я не смогу поехать с вами, - горько сказала Сигни. – Я должна остаться с Гальдорфинн. Ты встанешь во главе войска. – Она стянула с запястья один из символов своей верховной власти - серебряный браслет, украшенный позвякивающими золотыми молоточками – знаками бога Тора, – и надела его на руку другу.
- Я наделяю тебя властью херсира*. Отныне будешь им постоянно. Отправляйся, и да пребудут с вами боги! Разбейте этих наглецов из Рисмюнде, пусть море наполнится их кровью, как чаша пенным пивом! Только Харальд Братоубийца должен остаться в живых. Мне не нужен его труп – доставьте его живым!
Торджер наклонил голову и удалился. Вскоре раздался топот множества коней, – это отряд, посланный Сигни, покидал Флайнгунд.
Сигни постояла еще чуть-чуть, прислушиваясь и беззвучно вознося молитву Одину, а затем вернулась к ложу Гальдорфинн.