- Вот ты о чем, - грустно покачала головой Даша. - Это Андрис, латыш, из нашей группы. А почему ты считаешь, Петя, что меня не могут любить другие? Если б ты только знал, как настойчиво ко мне пристают! Все же знают - не замужем и никого у меня нет.
Слезы ее образумили Петра. Какой же он черствый эгоист - сам от нее отказался, а теперь еще мучает ревностью... Да что бы там у нее ни было все Божья кара за его ошибки... горькая пилюля, и придется ее проглотить!
- Дашенька, любимая, вытри слезы! - ласково глядя попросил он. - Давай покончим с этим раз и навсегда и простим друг другу все! Выпьем! - И вновь наполнил бокалы. - За то, что вновь обрели друг друга! Разве мы оба не мечтали об этом?
Даша приложила к глазам платочек.
- Вот это хорошо, Петенька! Главное - что мы по-прежнему любим друг друга. - Подняла свой бокал. - За наше счастье! На всю жизнь!
После нескольких рюмок к ним вернулось радостное настроение. После обеда взяли такси, и поехали осматривать Голливуд - Даша уже дважды здесь побывала, неплохо все изучила.
Петр восхищался красивым городом, особенно - пышной растительностью и роскошными виллами звезд и магнатов кинобизнеса. Сделали много покупок, Даша помогла Петру выбрать для родных новогодние подарки. Неожиданный и решающий их судьбу подарок получила от него сама - великолепное обручальное кольцо с крупным бриллиантом.
- На этот раз, Дашенька, будь уверена, - Петр торжественно надел кольцо ей на палец, - все у нас состоится - как только кончится срок траура. Теперь нас разлучит только смерть!
- Типун тебе на язык! Хватит с нас горя! Нам предстоит долгая, счастливая жизнь...
Вернулись в отель, увешанные покупками, не чуя под собой ног от усталости. Несмотря на это, когда очутились у Петра в номере, Даша прильнула к нему и в них вспыхнуло страстное желание. Но он, может быть потому, что был сильно утомлен, сумел взять себя в руки.
- Дашенька! Любимая, желанная!.. - Он покрывал ее лицо и шею страстными поцелуями. - Мы должны... обязаны... подождать... до окончания траура... до весны... всего-то... Зато совесть будет спокойна. Дашенька, прости!
Разочарованная, она не скрывала этого.
- Прошу тебя, Дашенька, родная! - взмолился Петр. - Ты ведь поймешь... моя честь... моя вина... Не могу, не имею морального права через это переступить... даже если обидишься и... и бросишь меня совсем!..
Однако Даша уже справилась с собой.
- Нетушки! - горячо заявила она, дрожа и целуя его. - Я так долго мечтала... о нашем счастье... Сумею потерпеть... еще немного, будь спокоен!
Весь многочасовой полет до Москвы Петру скрашивали воспоминания о трех прекрасных днях, проведенных с Дашей в Голливуде. Рождество отпраздновали в компании Дашиных коллег. Петр неохотно согласился на это, опасаясь конфликта с Андрисом, сплетен ее подруг... Но ничего такого не произошло, видно, все знали о их несчастливой прежде судьбе.
Конечно, его терзало сожаление, что они не были близки, что вновь не познали свое несравнимое счастье. Не сделал ли он непростительную ошибку, выдерживая траур? Что, если Даша ему не простит?.. Нужно ли всегда следовать законам совести, размышлял он, и не правильнее ли жить естественно, как требует человеческая природа?
В то же время он сознавал, что чувствовал бы себя ужасно, нарушив табу. Так и не разрешив мучивших его сомнений, решил: ладно, надо и это пережить; жизнь покажет, правильно ли он поступил; если Даша любит его - дождется...
В международном аэропорту Шереметьево Петра встретил только отец.
- А где мама? Все в порядке? - тревожась, первым делом спросил он, когда обнялись и расцеловались.
- Да, да! Не смогла просто приехать - премьера у нее сегодня. А дома за девочками бабушка смотрит. Дед тоже будет - только позже. Кому-то оппонирует, а то бы тебя встретил.
- Как они устроились на Зубовской? Довольны квартирой? поинтересовался Петр, когда в машине отца уже ехали в город. - Тяжело им дался переезд?
- Переезжать всегда нелегко. У профессора одних книг целая гора! Представляешь, одних полок сколько пришлось крепить, ну и стеллажи, конечно... Но бабушка так прямо счастлива!
- Еще бы! Это почти ее район - привыкла ведь за долгие годы жить в центре. Что ни говори, Марьино - гиблое место.
- Так-то оно так, но радуется она в основном, что теперь мы близко друг к другу. Ей к нам ехать всего ничего по Садовому кольцу, и маме теперь помочь может. Одна беда...
- Что еще такое? - насторожился Петр.
- Там у них хоть и плохонький, но гараж был, а здесь машину приткнуть негде. Платная стоянка далеко, да не по карману им.
Ох, ну и виноват же я! Совсем забыл... Оплатил же подземный гараж, строится через два дома. Должно быть, готов; надо сказать деду, успокоить его.
На Патриарших, когда с двумя огромными чемоданами поднялись к себе на этаж, на лестничной площадке их уже поджидали Вера Петровна и близнецы.
- Петенька! Петенька приехал! Покажи скорее, что привез? - запрыгали вокруг него девочки.
- Погодите, стрекозы! Дайте срок! - Петр схватил сестренок в охапку, внес в гостиную и поместил на диване. - "Будет вам и белка, будет и свисток"! - И рассмеялся, глядя, как они барахтаются.
- Да оставьте вы брата в покое! Дайте передохнуть с дороги! распорядилась Вера Петровна. - Иди, Петенька! Проголодался?
- Что ты, в полете нас закормили. А вот душ принять надо. Да и устал порядком, - признался Петр. - С удовольствием прилягу на часок-другой.
- Вот и славно, Петенька. Постелю тебе в кабинете. Отдохни, пока все не соберутся.
Беспробудно проспав часа три, Петр проснулся бодрым и свежим, словно не было долгой, трудной дороги. Встал, сделал небольшую разминку и снова отправился в душ. Из гостиной доносились голоса родителей и Степана Алексеевича, - значит, все в сборе, можно садиться за стол. Интересно, чем угостит бабушка? В Америке так вкусно готовить не умеют!"
Стоило ему появиться в гостиной, как все сразу поднялись. Стол накрыт, ждали лишь, когда он проснется. Сначала, опередив дочь, обнял его старый профессор.
- Быстро нынче мужает молодежь! - Он поцеловал внука. - Ты выглядишь, пожалуй, старше своих лет, Петенька. Или так устал от учебы, от жизни на чужбине?