Клава подняла голову - и не поверила своим глазам. Первое время она еще надеялась, что ее отыщет Костя, - не сомневалась, что сумеет выбраться на берег по обрывку троса. А Петра унес поток - его она уже оплакала...
И вдруг - о чудо! - вот он, живой и невредимый! Машет рукой, пытается перекричать грохочущий поток... Нет, понять ничего нельзя... Петр между тем схватился за топор и начал яростно валить молодые сосенки, приняв единственно верное решение перегородить узкую протоку. Свалив десяток стволов, принялся сбрасывать их в воду, рассчитывая, что зацепятся за камни. Так и случилось: первый же ствол развернуло поперек потока, и он застрял между утесом и берегом; так же и остальные; вскоре узкий речной рукав оказался перегорожен запрудой - можно попытаться пройти.
Не теряя времени Петр привязал конец веревки к дереву, спустился на эту переправу и, карабкаясь по стволам, вскоре добрался до утеса.
- Лови веревку! Закрепи за выступ скалы! Держи крепче! - снизу крикнул он Клаве. - Сейчас к тебе поднимусь!
Клава проворно выполнила, что от нее требовалось, Петр без особого труда подтянулся и вылез на площадку. С радостными слезами она бросилась к нему на грудь, и посреди бурлящей, ревущей водной стихии они заключили друг друга в объятия.
- Радоваться еще рановато, Клавочка! - Петр первым справился с эмоциями, снял ее руки со своей шеи. - Давай-ка займемся делом!
Проверил прочность крепления веревки, привязал Клаву за талию и осторожно спустил девушку с утеса на запруду. Потом спустился сам, перерезал веревку и стал вслед за Клавой медленно переступать по скользким стволам, раздвигая мешающие ветки. "Только бы бревна под нами не разъехались! - молил он. - Пронеси, Боженька!"
Запруда выдержала - напор ослаб: встретив препятствие, вода устремилась в свободное русло. Обвязав Клаву концом веревки, он сначала сам ловко вскарабкался на берег, а потом поднял наверх и ее.
Вот теперь можно порадоваться спасению, отдохнуть и обсушиться, переходя через поток по шаткой запруде, промокли до нитки. Петр сразу развел огонь, достал остатки съестного, оставленного Глебом.
На, поешь, - это мне досталось от Глеба и все остальное тоже. Он скоро придет за нами.
Смертельная опасность, которой подвергались вместе и которую сумели совместно одолеть, сблизила и сроднила их - они ничуть не стеснялись друг друга. Когда огонь разгорелся и Петр сбросил мокрую одежду, оставшись в трусах, Клава с улыбкой сказала:
- Снимай все, Петя, отогрейся! Смотреть не стану. Обещай мне то же и ты! Отвернись, пожалуйста!
Совсем рядом, за кустиком, сняла насквозь промокшие платье и белье, немного замялась, но потом смело подошла к костру и развесила одежду сушиться. По ее примеру и Петр снял трусы и вместе с остальным повесил поближе к огню. Разумеется, оба не удержались и украдкой бросили взгляд друг на друга - молодые, прекрасно сложенные, изголодавшиеся по любви и ласке. Огонь костра согревал их сильные тела, кровь все горячее распаляла воображение, превращая взаимную симпатию в безудержную страсть...
Их разделял лишь редкий кустик... Петр встал и потянулся за трусами уже подсохли; Клава не выдержала, порывисто бросилась к нему, прижалась всем горячим телом.
- Петенька, милый!.. Ты меня спас!.. Мы же оба могли погибнуть... сгинуть!.. - Со слезами на глазах, она жарко поцеловала его в губы. - Пусть же нам будет хорошо!
Все его существо пылало ответной страстью, но он сделал над собой нечеловеческое усилие и мягко отстранил ее от себя.
- И мне этого хочется, Клавочка... но нельзя... Нехорошо!
- Но почему, Петенька? - с затуманенным страстью взором Клава вновь попыталась прильнуть к нему.
- У тебя жених... на флоте служит... не могу я... этим пользоваться... - Он, волнуясь, боролся с искушением. - Это все равно как... ножом в спину... Подлость...
- Жених не муж еще... - Глаза ее уже трезвели, чувственный угар проходил. - Ты уж больно... интеллигент, Петя. Не как наши мужики. А жалко мне...
Не делая больше попыток, она взяла просохшее белье и не стесняясь быстро оделась; облачился и Петр. Между ними впервые возникла неловкость; трудно представить, как дальше развивались бы их отношения... Но тут кусты поблизости затрещали, раздался громкий, ликующий возглас:
- Вот они где, наши соколики! У костра греются!
Вскочив на ноги, они увидели: к ним приближается целая группа людей... Обомлевший от неожиданности Петр узнал среди них отца...
Слушая рассказ сына о необычайных его приключениях, об открытии вместе со старым Полтораниным богатого золотого месторождения, Михаил Юрьевич с радостным изумлением отметил - перед ним совсем не мальчик, которого он так хорошо знал, а мужественный, взрослый человек.
- А какое золото мы там нашли, папа! Видел бы ты эти самородки! Жаль, не могу показать! На том берегу остались, куда мы лошадей переправили.
- Да видел я ваше золото! - рассмеялся Михаил Юрьевич. Оно в том мешке, что приторочен к седлу лошади Глеба. Его ведь и ранил этот негодяй, отбивая ваше золото, - тот его украл, а лошадей переправил с остальным грузом. Помолчал, размышляя. - Вот что: мы лошадок этих не бросим. Кто-то должен перебраться на ту сторону Медвежьих камней. Ну как, есть желающие? обратился он к местным жителям; добавил смущенно: - Тебя, Ваня, это не касается.
Перебраться через Медвежьи камни и привести в поселок лошадей вызвался морской пехотинец Всеволод. Нежной встречи между женихом и невестой не произошло: Клава, поплакав на груди у отца и расцеловавшись с братом, лишь удивленно округлила глаза при виде его.
- И ты, Сева, здесь? Какими судьбами?
- Да вот дембель пораньше вышел, за участие в Чечне, - простодушно объяснил он. - Я писал, да ты, видно, не получила.
Настроение у него испортилось с самого начала: невеста его наедине с чужим парнем у костра... Хорошо еще, что не застал их в объятиях друг друга. Всеволод даже обрадовался поручению - хоть никто не догадается, что у него на душе.
Все пообедали, выпили по чарке разбавленного спирта за счастливую встречу. Всеволод отправился к Медвежьим камням; двинулись и остальные в обратный путь - к дому.
По дороге Михаил Юрьевич решил провести частное расследование покушения на жизнь сына и Клавы. Мотивы преступления, совершенного геологом Башуном, ему ясны; но участие его начальника - об этом Глеб говорил - нужно еще установить и, главное, доказать. Разговор с ним по рации ничего не дал, Сергей Иванович все отрицал.