— Свои? — удивленно сказал полковник. — Нет, свои — это вот они! — он указал пальцем на своих бойцов. — А тот, кто перешел на сторону врага, уже не свой, а предатель!
— Они же просто одурманены! — возразил Николай.
— Это не оправдание! — полковник был непреклонен. — Попав в плен, советский солдат должен покончить с собой, но не перейти на сторону врага!
Он подозрительно посмотрел на Николая и спросил, показав на лежавшего без движения бледнолицего, отправленного Николаем в долгосрочный нокаут:
— Он что, живой?
— Да, но придет в себя не раньше чем через несколько часов! — попытался оправдаться Лесовой.
— Чистоплюй! — в голосе полковника Зверева прозвучала гневная металлическая нотка. — Диверсант не должен оставлять за собой недобитого врага, потому что он обязательно встанет и выстрелит тебе в спину!
Он нагнулся к бледнолицему, взял двумя руками за голову и резким движением сломал ему шею.
— Вот так будет лучше!
Лесовой промолчал, но про себя подумал — если бы в современной Российской армии были такие командиры, то война в Чечне запросто могла закончиться, даже не начавшись…
Через несколько минут, когда десантники спрятали трупы в высокой траве, Зверев отдал команду:
— Первая рота и первый взвод второй роты, строиться в колонну по шесть! Остальные передвигаются скрытно под командованием майора Мовсесяна! Шагом — марш!
…Отстоявшая вахту смена охранников выстроилась у входа в огромное куполообразное здание Центра, покрытое сверху устройствами непонятного назначения, слегка напоминавшими антенны. Состояла смена из людей, одетых в форму вермахта и вооруженных автоматами с прямыми рожками, которые ошибочно называют «шмайсерами». От смены, уничтоженной десантниками, они отличались, как небо от земли, — пуговицы на мундирах застегнуты до горла, идеально ровный строй, однотипное оружие.
— Кто вы такой? — подозрительно спросил Стрешнева, исполняющего роль начальника смены, белобрысый худой «апостол». Говорил он на принятом в «новом мире» языке сохани, на котором подполковник кое-как, через пень-колоду, но все-таки уже мог объясняться. — Где Гимпу?
— Господин Гимпу уехал в отпуск, — почтительно ответил Стрешнев. — Меня прислали из резерва вместо него…
И мгновенно, даже не набирая ускорения, убил бледнолицего, костяшками пальцев вбив ему носовую перегородку прямо в мозг.
Кое-кто из солдат вермахта успел сдернуть с плеча автомат и даже передернуть затвор, но ни один не успел выстрелить. Завершив свое кровавое дело, десантники принялись за уборку трупов, а полковник хлопнул Лесового по плечу огромной, как лопата, ладонью и спросил с иронией в голосе:
— Надеюсь, этих тебе не жалко?
Лесовой промолчал, и Зверев сменил тон:
— Ладно, не обижайся! Действуй, майор, теперь ваша очередь!
…Внутри Центра охраны не было. Во всяком случае, никто из встретившихся на пути «апостолов» не обратил внимания на четверку уверенно шагавших по длинным и извилистым коридорам бледнолицых во главе с Николаем. А он настолько хорошо запомнил нарисованный доктором на листе бумаги маршрут, что мог бы пройти его с закрытыми глазами.
Наконец они дошли до высокой двустворчатой двери из цельнолитого золота, украшенной орнаментами и завитушками. За ней, по словам доктора, билось чудовищное сердце «нового мира», центр управления страшным оружием, направленным против населения Земли. Лесовой постоял несколько минут, унимая возникшую в руках дрожь, и толчком распахнул удивительно легко поддавшуюся дверь.
Он знал, что в большом круглом зале никого не должно было быть. Но между ними и странными, не похожими ни на что земное механизмами, сделанными из уже знакомого серого металла, стояли девять кресел с высокими спинками, на которых восседали девять «апостолов», одетых в черные одежды, напоминавшие монашеские рясы с остроконечными капюшонами на головах. Все это, в сочетании с алебастровыми лицами и пронзительными глазами, производило жуткое впечатление. Но когда Николай понял, что все это напоминает сцену из дешевого фильма ужасов, вся жуть моментально прошла.
— Здравствуйте, господа диверсанты! — громко произнес по-русски человек, сидевший посередине, в кресле с самой высокой спинкой, больше похожем на трон. — Неужели вы думали, что вам удастся обмануть самого Конрада?
Лесовой попытался набрать темп, но с ужасом понял, что не в состоянии даже просто пошевелиться. Конрад, заметив это, полыхнул зловещим взглядом и добавил:
— Не надо. Все равно не получится. А ты, Денис, можешь подойти сюда. Тебе незачем больше прятаться.
Красильников отошел от оцепеневших друзей и встал рядом с Конрадом…
Глава 12
Предательство
Сила, железными обручами сковавшая мышцы, не лишила их дара речи. Застывший рядом с Николаем Стрешнев, выпучив от удивления глаза, прохрипел:
— Денис, ты что? Что они с тобой сделали?
Кажется, даже провал операции не ошеломил его так, как поступок друга. Но Лесовой, в отличие от бывшего командира, не питал никаких иллюзий по поводу случившегося.
— Успокойся, Дима! — сказал он, бросив на Красильникова уничтожающий взгляд. — Ничего они с ним не делали. Он просто предал нас.
— Молчать! — властно приказал один из «апостолов», но его перебил сидевший в центре Конрад.
— Не надо, Михо! — сказал он мягко, но властно. — Пусть говорят. Это даже интересно!
И, повернувшись к Красильникову, добавил отеческим тоном:
— Ответь ему, не стесняйся! Ты ведь давно хотел все им высказать.
На лице Красильникова появилась мучительная гримаса, будто ему свело спазмом горло. Лицо из белого стало пепельно-серым. И вдруг его прорвало:
— Да, я не хочу больше жить в вашей сраной стране, служить ворам и подчиняться свиньям-начальникам! — Он не говорил, а почти кричал. — Хочу жить здесь с женой, жить так, как живут здесь все! Неужели вы не видите, от чего отказываетесь? Здесь мы стали свободны и богаты, а там? Кем мы были там? Да никем! Наши жизни там ничего не стоили! Вспомните, не за вами ли там гонялись бандиты с пистолетами? Нам бы там все равно не жить! Спасибо бы сказали, что они вас оттуда выдернули, — он показал рукой на восседающих в креслах «апостолов», — а вы вместо этого заговоры устраиваете! Еще немного, и всякие олигархи сраные за нами говно бы убирали, а вы решили все сорвать!
Голос Красильникова, и без того довольно высокий, звучал уже почти фальцетом.
— Дураки! Только жизнь нормальную почувствовали, а вас обратно в это говно потянуло! Да пропади он пропадом, этот ваш любимый старый мир! Что он вам хорошего дал? Неужели вы свободу не цените? Вам приятнее на цепи сидеть? Или вы считаете, что ваше место с «пролетариями»? Так вы и были там пролетариями! Чернорабочими войны! Вас же здесь оценили, признали за своих. Дали свободу и достойную жизнь!
— Свобода-то виртуальная, — пробормотал Лесовой, ни к кому не обращаясь. — Да и богатство тоже. В реальности все по-другому…
— О чем это ты? — услышал его Стрешнев.
— Просто анекдот вспомнил, — ответил Николай. — Потом расскажу.
— Хорошо бы! — сказал Полищук, услышавший их разговор.
— Не сомневайся! — ответил Лесовой с уверенностью, которой сам вовсе не чувствовал.
После замечания Конрада «апостолы» молча слушали сумбурную речь Дениса и переговоры пленников. Сам же Красильников, не расслышавший слов Лесового, со злостью обратился к нему:
— А ты всегда меня не любил! За то, что я лучше тебя, что мне все удавалось, за то, что у меня такая красивая жена, а ты развелся, не успев жениться!
Услышав это, Лесовой только хмыкнул, а Красильников продолжал:
— Почему ты Ленькиной Оксане денег дал, а моей Марине зажал? А ведь когда-то назывался другом!