Когда замелькали дома пригорода, я насторожился, чувствуя, что цель совсем близко. Оп-па!
Я толкнул Витю, показав ему на невзрачный кирпичный домик, прилепившийся метрах в двадцати от железнодорожного полотна.
– Левое окно! – Как всегда, напав на след, я почувствовал легкое возбуждение, будто хлебнул стаканчик крымского вина. – Запомнил?
– Да, – коротко ответил Витя.
Выскочив из поезда на перроне Харьковского вокзала, мы не стали дожидаться электрички. Не торгуясь, взяли такси и помчались обратно в Казачью Лопань, где оставили машину.
Витя отлично ориентировался на местности (иначе и быть не могло) и отыскал нужный домик довольно быстро. Нам повезло. Хозяева домика оказались пенсионерами, и мы застали их дома, точнее, на огороде в позиции «а-ля рак». Витя помахал у них перед носом красной книжечкой, и мы переместились в дом, два окна которого выходили прямо на железнодорожное полотно. Допрос я начал без применения «спецсредств».
– Двадцать седьмого числа утром были в вашем доме посторонние? – спросил я, почти не сомневаясь, какой ответ получу.
– Это в понедельник, что ли? – Хозяин, седой и морщинистый, но крепкий еще мужик с ладонями размером с совковую лопату, повернулся к маленькой худой жене, ища у нее поддержки.
Она отрицательно покачала головой:
– Нэ, никого нэ було. Тильки мы с чоловиком.
Ну что тут поделаешь? Я провел у них перед глазами рукой, скороговоркой произнес несколько слов, и взгляды стариков затуманились. Теперь только успевай правильно ставить вопросы.
Неожиданных визитеров в тот день было двое, но в обычном состоянии старики никогда бы их не вспомнили. Один незнакомец поставил им мощный гипнотический блок, а второй вытащил из футляра какие-то железки, которые, собранные воедино, превратились в длинную винтовку. Судя по описанию «чоловика», это действительно была снайперская винтовка Драгунова. Потом открыл окно, положил ствол на подоконник и замер, сидя на табуретке. Когда мимо дома проходил московский поезд, гипнотизер махнул рукой, и стрелок нажал на спуск. Выстрел из-за грохота колес прозвучал почти не слышно.
Если бы следствие даже вышло на стариков, то все равно ничего бы от них не узнало. Тот, кто работал с ними, был силен. Но вряд ли он предполагал существование уровня, на котором работают офицеры Службы. Я оказался ему не по зубам и расколол его блок, почти не напрягаясь. Дальнейшее было делом техники. Я разложил ноутбук, открыл программу «фоторобот», и дело пошло. Когда свидетель находится в состоянии транса, получить портрет нужного человека гораздо легче, чем в обычных условиях, а тут мне даже повезло и свидетелей оказалось двое.
Обычная память может многое упустить, подсознание – никогда. Через полчаса у меня были готовы портреты обоих подозреваемых, гипнотизера и стрелка, как я их обозначил для себя. В идентичности портретов я не сомневался.
Покидая дом, я снова заблокировал память хозяев. Конечно, хороший специалист мог справиться и с моим блоком, но для этого он должен быть сильнее меня, а таковые, как я скромно надеялся, имелись только в Службе.
По дороге я в тысячный, наверное, раз задумался о том, насколько современная компьютерная техника если не облегчила, то ускорила мою работу. Давно ли я составлял фотороботы с помощью карандаша и набора трафаретов? А потом, получив достаточно похожее на оригинал изображение, отправлял его с курьером, чтобы и так загруженные работой сверх всяких пределов коллеги, зарывшись в архивы, сличили его с тысячами фотографий? Правда, этих коллег я ни разу не видел и о перегруженности их мог только догадываться. Нет, технический прогресс – великое дело. Казалось бы, чем больших высот он достигает, тем меньше у нас должно быть работы. Но нет, почему-то с каждым годом все меньше оставалось у меня времени для досуга…
Додумать я не успел, потому что мы подъехали к дому Виктора на улице Сумской. Витя нагло бросил «Фольксваген» прямо под знаком «Стоянка запрещена», и мы отправились обедать в ближайший ресторан и только после этого пошли домой. Там я поставил ему задачу на завтрашний день, втайне ожидая, когда же он начнет возмущаться – я сам понимал, что на ее выполнение в нормальных условиях нужно потратить по меньшей мере три дня. Но не дождался. Витя невозмутимо кивнул и оставил меня одного, отчего значительно вырос в моих глазах.
Внешняя картина преступления была более-менее ясна. Гипнотизер, едущий в одном вагоне с Назаровым, заставил его после прохождения пограничного досмотра запереться в туалете и, не отходя, стоять около открытого окна. В это же время второй гипнотизер в паре со снайпером заняли позицию в доме пенсионеров. Должно быть, был кто-то четвертый, корректирующий выстрел, но это еще требовало выяснения, как и главный вопрос – кому и чем мешал физик Назаров. Но был возможен вариант, что мне дадут довести расследование только до какой-то определенной точки, и я никогда этого не узнаю. Случалось и такое.
Я вошел в Сеть, ввел в поисковую систему, известную лишь офицерам Службы, фотороботы трех подозреваемых – двух гипнотизеров и стрелка – и приготовился ждать. Сведения по стрелку всплыли довольно быстро. Им оказался некий Руслан Гарипов из Казани, прошедший террористическую подготовку на Ближнем Востоке, бывший мастер спорта по стрельбе, давно и безуспешно разыскиваемый спецслужбами страны. Это были официальные данные. А неофициальные говорили, что те же спецслужбы несколько раз использовали Гарипова в своих интересах. Но спрашивать его о чем-то было поздно – вчера его тело, изуродованное винтом грузового теплохода, было выловлено из канала имени Москвы.
Примерно это я и предполагал и стал терпеливо дожидаться данных по гипнотизерам. Но почему-то они запаздывали. Грешить на технику я не мог, компьютеры Службы не глючили никогда. Но сейчас мой ноутбук явно тормозил. Никогда еще мне не приходилось так долго ожидать ответа на запрос. Специалисты Службы качали информацию не только из баз данных ФСБ, МВД и других отечественных спецслужб, но, как я с полным на то основанием подозревал, влезали в сети всех наиболее значительных разведок мира. Сеть Службы и ее поисковая система по быстродействию на порядок превосходили любую из других известных мне. И еще я доподлинно знал, что наши спецы могут со своих машин не только войти в любой компьютер мира, но и влезть в пусковые системы межконтинентальных ракет и даже хваленые президентские ядерные чемоданчики. Дело не только в том, что в Службе работают лучшие специалисты, хотя и в этом тоже. Они используют в работе знания, которые еще очень не скоро станут известны науке…
…Мой ноутбук пискнул, и на мониторе вместо заставки появилось лицо Радзивилла. Я включил переговорное устройство.
– Немедленно сними свой запрос! – почему-то шепотом произнес он.
Я никогда не видел такого выражения на лице своего командира.
Глава 5. Школа. В антисоветском логове
Нам с Мишкой, фамилию которому в свидетельство о рождении вписал директор детдома, чья фантазия не зашла дальше Иванова, недолго довелось оставаться полновластными хозяевами генеральского буфета. Назавтра после нашей так постыдно закончившейся самоволки в соседнем, двадцать пятом, номере объявился невысокий толстенький парень. Был он лет семнадцати, с густой черной шевелюрой, печальными, чуть навыкате, карими глазами и большим носом с горбинкой. По всей его великолепной прическе, от темени до самого чуба, тянулась узкая прядь совершенно седых волос.
– Боря Кацнельсон! – представился он, не подавая руки.
– Немец, что ли? – удивленно спросил Мишка. Его невежество, как и непосредственность, не знали границ.
– Почему немец? – нахмурился Боря. – Я еврей.
– Да ты что! – почему-то восхитился Мишка. – В жизни не видел! А мы с пацанами еще гадали – какие они, евреи?
– Что тебе не нравится? – Боря еще больше потемнел лицом и сжал пухлые кулаки. – Ты хотел, чтобы у меня на голове рога росли?
– Все, кончайте! – предупреждая скандал, я встал между ними. – А ты, Мишка, язык бы придержал! Какая тебе разница – еврей, немец?
– Да я что? – Мишка так ничего и не понял. – Я ничего! Тебя, вааще, откуда сюда привезли?
Убедившись, что национальный вопрос исчерпан, но все еще не до конца доверяя нам, Кацнельсон ответил:
– Из Москвы!
– Из самой Москвы? – восхищенно переспросил Мишка, вытаращив на Борю бездонные голубые глаза. – И что, с родителями жил или тоже детдомовский?
– Почему детдомовский? – удивленно спросил Боря и вдруг совсем по-детски сморщил лицо, и по его пухлым щекам полились слезы.
– Ты что? – опешил я.
– Родителей, – он всхлипнул, – убили!
Когда нам с Мишкой удалось кое-как его успокоить, Боря рассказал, что их семья собиралась отбыть на жительство в Израиль. Отец был широко известным в узких московских кругах ювелиром и коллекционером, и жила семья небедно. Все уже было готово, мебель распродана, вещи собраны, драгоценности надежно спрятаны. Но вечером, предшествующим отъезду, в квартиру обманом проникли какие-то вооруженные люди и стали пытать родителей, требуя деньги и драгоценности. Получив требуемое, они все равно убили мать и отца и ушли. Сам Боря остался жив лишь потому, что во время налета оказался в дальней комнате и успел спрятаться под кроватью. После похорон родителей он остался с девяностолетней прабабкой. А вскоре откуда-то появился участливый Петр Станиславович Радзивилл, помог устроить прабабку в дом престарелых и сделал Боре предложение, от которого тот не стал отказываться…
Еще через день командир привез из Астрахани совсем молоденького, но какого-то ушедшего в себя, замкнутого парня с огромными черными глазищами – Мустафу Рахимова, который представился Митей и не стал ничего про себя рассказывать. Пятым, и последним, появился коренастый крепкий мужик лет тридцати, в котором угадывалась военная косточка, но с одутловатым лицом выпивохи. Назвался он Павлом Алексеевичем и этим вызвал общее неприятие. Мало того, он демонстративно не желал общаться ни с кем из нас, даже в буфете сел через два столика от всех. Тут за ужином у него и возник конфликт с Мишкой. Паренек уже уселся за стол, а Павел Алексеевич еще только заполнял свой поднос.
– Слышь, Паша, захвати мне рыбки, вон той, красненькой, – простодушно попросил Мишка.
– Какой я тебе Паша, щенок! – неожиданно взвился тот. – Пойди и сам возьми!
– Фу-ты ну-ты! – Мишка не полез в карман за ответом. – Важный какой выискался! Петух топтаный!
– Это ты мне? – побагровел Павел Алексеевич и подошел к Мишке вплотную. – Повтори-ка…
– И повторю! Петух…
Не выдержав такого оскорбления, Павел Алексеевич схватил Мишку за оттопыренное веснушчатое ухо. И тут произошло то, чего никто из нас не ожидал. Острый Мишкин кулак врезался под дых обидчику с такой неожиданной силой, что тот согнулся пополам. Другой кулак тут же впечатался в нос, из которого брызнули струйки крови.
– Что тут у вас?
Я не заметил, откуда появился в буфете Радзивилл. Ох и достанется же сейчас Мишке! Но Павел Алексеевич повел себя совсем не так, как я ожидал.
– Да вот, поскользнулся случайно. Надо же, нос разбил! – ответил он, вытирая кровь белоснежной салфеткой.
– Бывает! – произнес без всяких эмоций командир, взял бутерброд с колбасой и вышел из буфета. Я напряженно ждал продолжения конфликта, в котором приготовился стать на Мишкину сторону. Но Павел Алексеевич снова удивил всех.
– Ну ты и черт! – уважительно сказал он Мишке. – Ладно, будь по-твоему. Паша так Паша.
Надо сказать, что уже через неделю их отношения стали даже не дружескими, а по-настоящему братскими. Сблизило их то, что Паша, как и Мишка, был детдомовским. Из Омского детского дома он попал в Суворовское училище, потом в военное и стал офицером-танкистом. Но через три года был сначала разжалован из старшего лейтенанта в лейтенанта простого, а потом и вовсе изгнан из армии за дискредитацию офицерского звания. Что конкретно означала такая формулировка, Паша не расшифровывал, но из армейского опыта я знал: офицеру надо очень постараться, чтобы вылететь из Советской армии, не отдав ей двадцать пять лет от звонка до звонка.
После этого он несколько лет работал грузчиком в магазинах, постепенно опускаясь на жизненное дно. Но Радзивилл не дал Паше достигнуть низшей точки падения. Отыскал его, руководствуясь одному ему известными признаками, и привез из Свердловска сюда, в Подмосковье.
Через несколько дней раскололся и молчаливый Митя-Мустафа. Оказалось, что ему было пятнадцать лет и его отчим занимал важный пост в министерстве торговли Башкирии. Родная его мать год назад умерла на операционном столе из-за ошибки анестезиолога. То ли с похмелья, то ли по какой другой причине он перепутал препараты и ввел совсем не то, что было нужно. Банальная операция по удалению аппендикса закончилась летальным исходом. Отношения с пасынком у вдовца никак не ладились, и паренек стал сбегать из дома. Тем более что недавно отчим привел в дом другую женщину и велел называть ее мамой. В одном из таких побегов Митю и подцепил Петр Станиславович, найдя его в Астрахани…
Вот такая подобралась у нас странная компания.