Беспокоили Билибина сиплые гудки «шмары»... Для инженеров и доктора матросы по приказанию капитана сколотили из горбылей каюту с двухъярусными нарами, поставив ее на палубе у самой трубы, и громкие, протяжно хриплые гудки, издаваемые пароходом через каждые пять минут, дабы не столкнуться с другим судном, действовали на нервы пассажиров, не давали глаз сомкнуть.
Спотыкаясь о снасти, разбросанные где попало, по облитой вонючим мазутом палубе Юрий Александрович добирался до борта, задремывал на какой-то миг и вздрагивал, лишь захрапит гудок.
Цареградский качку переносил легко, но гудки и его выматывали. Тонкие губы перекосила кислая усмешка. Все поэты, воспевавшие море, казались лжецами. Альбом для зарисовок он не доставал, фотоаппарат не открывал.
Лишь Мипдалевич, уполномоченный Дальзолота,— он плыл со всем семейством в трюме — инженерам завидовал:
— Как буржуи плывете, в каюте. И почему капитан услужил только вам?
Билибину этот губастый Миндалевич сразу как-то не понравился, и не хотелось с ним говорить.
Ответил Цареградский:
— Мы вам охотно уступили бы свой люкс, но вы и ваша супруга проклянете нас за одни эти гудки...
— Да ладно... Мы и в снегу ночевали, нам и трюм привычен. На Севере что главное? Непритязательность. Завернулся в шкуру и спи. Непритязательность и терпеливость. Велят ждать — жди. Жди пароход, который неизвестно когда придет. Жди каюров, которые перед дорогой пьют чай часа три, а ты сиди и жди. Сам не торопись и других не торопи. Да и куда торопиться? На кладбище, что ль? На Севере и на кладбище можно не спешить. Труп, хотя и скоропортящийся товар, тут может лежать долго, а закопают в мерзлоту — тысячу лет пролежит... Я тут, в Охотске и Оле, пять лет уполномоченным Дальгосторга служил, а это в тутошних краях—бог и царь! Потому что на Севере главное — торговля, еще раз торговля и тысячу раз торговля! Через нее все снабжаются, все питаются, через нее государству — пушнина и золото. Я ныне уполномоченный Дальзолота. Первый золотой король! А Дальгосторг передали Лежаве-Мюрату... Имя у него громкое. Был председателем Государственного резинотреста, слышали? А теперь вот — в наших отдаленных краях... А я мог бы и раньше ухватиться за колымское золото. В позапрошлом году приехал ко мне в Охотск этот... Поликарпов. Бородатый, черный, как цыган, и сам без роду без племени. По Колыме бродил, а ко мне приехал заявку делать...
Билибин навострил уши, но вида не показал.
Да, приехал заявку делать, а золото, подлец, не дает. Я к нему и так и этак, всю политику пустил. Не клюет, подлец.
— Так-таки и не показал золото?
— Показал бы, товарищ Билибин! Я его тогда крепко прижал! В тюрьму посадил! Не выложишь золото — не освобожу! И выложил бы, да прокурор нагрянул. Ему бы, законнику, совместно со мной, ради госторговли, потрясти этого хищника... А он, буквоед, за отсутствием улик его освободил, а меня чуть не посадил якобы за нарушение законности. Но не на того нарвался! Я в двадцать втором...
— А может, Поликарпов не имел золота?
— Имел, товарищ Билибин, Чутье говорит, имел. Уж теперь-то я до него доберусь! Слышал, опять в Охотске обретается...
Но не доплыли еще до Охотска, как покатилась на закат звезда «золотого короля» Миндалевича. Бросили якорь на рейде рыбацкого селения Иня. С берега Миндалевичу доставили телеграмму. Лежава-Мюрат из Охотска приглашал его на радиостанцию для важного разговора и в той же телеграмме спрашивал, кто плывет, сколько человек, сколько груза. Миндалевич отправился на шлюпке в Иню. Разговор у него с Лежавой-Мюратом был не из приятных.
Лежава-Мюрат знал хорошо, кто такой Миндалевич, поэтому весь телефонный разговор приказал записать.
МЮРАТ. У аппарата Лежава-Мюрат. Здравствуйте. Прежде всего, имеете ли Вы лично что ко мне? Отвечайте на заданные мною в телеграмме вопросы.
МИНДАЛЕВИЧ. Здравствуйте. Отвечаю. Главное, еду совместно с исследовательской геологической экспедицией. Указанная экспедиция на основании директив центра...
МЮРАТ. Подробности не нужны. Когда пароход зайдет в Охотск?
МИНДАЛЕВИЧ. Предполагаем прибыть в Охотск через шесть дней.
МЮРАТ. Передаю важное для Вас распоряжение. Правление Союззолота семнадцатого июня передало мне полное руководство работами по Колымскому краю. Вы лично поступаете в полное мое распоряжение. Условились с Союззолотом использовать Вас, если согласитесь и совместная работа окажется возможной. В первую очередь Вы должны ознакомить меня со всеми планами, вручить все материалы, совместно с ответственными работниками экспедиции пересмотреть весь план работы, что лучше сделать в Охотске. Сможете ли немедленно выехать с ответственными работниками, не дожидаясь отхода парохода? Каждый час дорог. Желательно избежать по проводу лишних разговоров. Подумайте, отвечайте, жду.
МИНДАЛЕВИЧ. Отвечаю. Передам начальнику экспедиции Ваше предложение выехать в Охотск. В крайнем случае, выеду один,
МЮРАТ. Хорошо. Имею еще ряд вопросов. Сколько на пароходе ваших людей и груза?
МИНДАЛЕВИЧ. Тридцать пять человек, включая мое семейство. Груза с инструментами, возможно, наберется до пятнадцати тысяч пудов. Вполне понимаю, что главное — учет транспорта...
МЮРАТ. Сделаны ли Вами предварительные распоряжения по организации транспорта в Оле?
МИНДАЛЕВИЧ. Экспедиция запрашивала Олу. Ответ не получен. Имеется ряд конкретных соображений по выходу из данного положения. Удобнее обсудить при личном свидании... Дальзолото настаивало, чтобы я взял в Хабаровске сто-двести человек старателей. Я отказался до выяснения с Вами вопросов снабжения...
МЮРАТ. Очень хорошо поступили, но, по сообщению из Владивостока, на «Кван-Фо» едут какие-то рабочие, везут груз. Что Вам об этом известно?
МИНДАЛЕВИЧ. Перед моим отъездом из Владивостока, несмотря на мой категорический отказ, выслали четырнадцать человек старателей, отобранных специально для первой необходимости...
МЮРАТ (перебивает). Товарищ Миндалевич! До моего вмешательства Дальзолото во главе с Перышкиным наделало ряд несуразностей, в том числе в Охотске, что я сейчас решительно ликвидирую. Положение создается необычайно трудное. Нам всем предстоит каторжная работа, выдержка, предусмотрительность. Передайте всем ответственным сотрудникам мою большую просьбу к происшедшим персональным изменениям отнестись спокойно, со всей серьезностью к создавшемуся положению. Буду рассчитывать на полную искренность, готовность сотрудничать, решительность и дисциплину. Можете вызывать по проводу в любое время. Помимо меня с Хабаровском и Москвой не сноситься во избежание новых противоречий. Жду Вашего и товарища начальника экспедиции приезда с нетерпением. Ознакомьте его с содержанием нашей беседы. Будьте осторожны лично в отношениях со старыми знакомыми. Вокруг Вашего имени здесь создано неблагоприятное положение, с чем необходимо считаться. Я кончаю, если не имеете дополнительных сообщений. Сейчас Вам передадут распоряжение Союззолота, подождите приема телеграммы № 32437 Перышкина. До свидания.
Миндалевич дождался телеграммы, которую можно было и не ждать. Она сообщала известное: «Ряду обстоятельств руководство передаем Мюрату тчк Вы поступаете полное его распоряжение выданную Вам доверенность передайте Мюрату тчк Перышкин».
— Точка. Перышкин,— подытожил Миндалевич, порвал телеграмму на мелкие клочки и, посыпая ими свой след, поплелся на пароход.
Билибину Миндалевич в двух словах передал разговор с Мюратом и его предложение, но в таких словах, что Юрию Александровичу не захотелось срываться с парохода и скакать на лошадях в Охотск к Мюрату. Не будет ли этот Лежава еще одним камнем преткновения на тяжком пути к Колыме?
Билибин ответил:
— Нет, на лошадях в Охотск не поеду. Да и куда торопиться, товарищ Миндалевич? На Севере, как вы сами говорили, спешить некуда и незачем.
Миндалевич поскакал из Ини в Охотск один.
ВТОРОЙ ЗОЛОТОЙ КОРОЛЬ
В Охотском порту для супруги Лежава-Мюрата сгружали рояль. Когда его спускали в кунгас и подгоняли по волне к берегу, он издавал никогда не слыханные в этой глухомани звуки. Его владелица, в длинной черной юбке и пышной белой кофте, нетерпеливо похаживала по отмели, вертя шелковый, радужной расцветки зонтик.