— Плюну! По вашему указанию.
Оба засмеялись. Но затем Владимир Клементьевич серьезно спросил:
— Как у вас с отчетом?
— Будет готов в срок — к отъезду.
— А вы не очень торопитесь с ним? Дело серьезное, ответственное. Открытие Золотой Колымы — это не просто открытие какого-то месторождения, которые мы делаем каждый год. Ваше открытие случается раз в столетие, а то и реже. Поэтому и к отчету нужно отнестись так, чтоб потом всю жизнь ни в одном слове не раскаиваться.
Если бы это сказал кто другой, Юрий Александрович обиделся бы, пожалуй, или заподозрил что-то недоброе. Ответственности и серьезности ему не занимать. Но это говорил Котульский, крупнейший ученый и практик, человек честнейший, умудренный жизнью.
— Вы, Юрий Александрович, на совещании высказывали очень интересную мысль. Говорили, что вас не вполне удовлетворяют экспедиционные исследования и на Колыме необходимо организовать постоянную геологоразведочную базу. Сейчас так же думаете?
— Так же.
— А не лучше ли вам сейчас, не откладывая на год, на два, заняться здесь и в Москве организацией такой базы? Мы вас будем поддерживать.
— А экспедиция?
— Она пусть отправляется пока без вас. Через год вы приедете туда, экспедиция вольется в вашу базу, будет работать под вашим руководством,
— А кто же будет руководить экспедицией сейчас?
— Кого вы предложите. Подумайте, Юрий Александрович, через недельку скажете мне свой окончательный ответ. Поверьте, я вам и вашей Колыме желаю только добра...
После этой беседы Юрий Александрович снова почувствовал себя окрыленным.
Через неделю объявил Котульскому, что он с его предложением вполне согласен. Возглавить новую Колымскую экспедицию Юрий Александрович сначала предложил Вознесенскому, и Котульский не возражал, но, Дмитрий наотрез отказался:
— Какой из меня начальник? Пусть Цареградский займется этим, а мы будем ему помогать,
Билибин был против, но Вознесенский упрямо отводил свою кандидатуру.
Пока суд да дело Юрий Александрович вместе с Вознесенским продолжал разрабатывать планы и маршруты экспедиции, занимался ее снаряжением и снабжением.
Как и прежде, комнатушку сестры Мити Казанли Ирины превратили в склад. Квартира Вознесенских тоже стала складом. У Билибина на дому был и склад, и штаб, потому что в огромном здании бывшего Геолкома не находилось места. А тут: в передних, в коридорчиках, в комнатах, в ванне и на кухне — всюду навалили ящики, мешки, короба, коробки, тюки, узлы. В шестнадцатиметровую комнатушку Ирины закатили необъятную бухту морского каната. Не могли раздобыть взрывчатку, а то и ее бы подсунули под кровать.
Стесненные соседки Ирины, конечно, ворчали, грозились пожаловаться управдому. Но ребята, молодые, веселые: одной улыбнутся, с другой полюбезничают, третьей презентуют цветочек или шоколадку,— мелочь, а приятно, и гроза проходит мимо.
К подготовке привлекли Эрнеста Бертина, Сергея Раковского, Ивана Едовина, Даниила Каузова — еще одного горного инженера, пожелавшего отправиться на Колыму, и Филиппа, то есть Фаину Рабинович. Сергей Новиков выехал в родной Владивосток выбивать билеты на пароход и встречать прибывающих с приисков рабочих. До отправки оставалось немного.
Когда Цареградский узнал, что Билибин отказался от руководства экспедицией, он был ошеломлен. Валентин терялся в догадках: «Семейные обстоятельства? Происки Шура, Матицева, Степки? Завалил отчет? Розыгрыш?»
Но еще большей неожиданностью явился приход Дмитрия Вознесенского и его — без всяких предисловий — предложение:
— Ты, Валентинушка, малец-удалец, приди к нам княжити.
Валентин Александрович не сразу понял.
— Чего тут понимать? Юра подумал-подумал и двинул тебя на должность начальника экспедиции. Володей.
Валентин поверить не мог, это казалось ему розыгрышем, на которые Вознесенский и Билибин мастаки. Но вскоре, в конце апреля, его пригласил Котульский и вполне официально сказал, что Билибин порекомендовал его. Цареградского, начальником новой Колымской экспедиции и дирекция Инцветмета, хотя Цареградский и не является сотрудником института, поддерживает предложение Юрия Александровича.
Валентин не был честолюбив, власти, как и Дмитрий, не жаждал и обрадовался больше тому, что его порекомендовал Билибин.
Из воспоминаний Билибина:
«Благодаря моему «колымскому патриотизму» мне удалось привлечь внимание к Колыме, но все-таки не в такой мере, как мне того хотелось. Я остался в Ленинграде для составления отчетов по первой экспедиции и организации новой экспедиции в 1931 году. Однако экспедиционную систему работ на Колыме я считал нерациональной. Поэтому еще весной 1930 года мною был поднят вопрос об организации постоянного «Индигирско-Колымского геологоразведочного бюро» с крупными ассигнованиями на геологоразведочные работы».
В этой повести часто употребляется слово «золото» в самых разных значениях: и просто металл, и драгоценный металл, и валютный и презренный... Но есть одно значение, которое в литературе раскрывается, пожалуй, впервые. Золото — это архимедов рычаг, с помощью-которого там, где ничего нет, появляется все: дороги, различные отрасли промышленности и сельского хозяйства, развивается экономика, расцветает культура. То, что мы сейчас называем комплексным развитием производительных сил и решаем на более высоком уровне, начиналось на Крайнем Северо-Востоке с первого золота. Тогда же, в годы первой пятилетки, партия ставила задачу развития экономики и культуры края, и задача эта в сложнейших условиях решалась такими людьми, как Ю. А. Билибин, а впоследствии Э. П. Берзин.
В сложных условиях складывались сложные отношения. В борьбе испытывались характеры. И в этом смысле золото имело еще одно значение, очень важное. Золото — испытывающая и воспитывающая сила. Я не пытался наводить лоск на своих героев, хотел изобразить их такими, какими они были в жизни, со всеми недостатками и достоинствами, унаследованными и приобретенными. А какими они были, мне удалось узнать за двадцать лет изучения документов и воспоминаний тех, кто участвовал в открытии Золотой Колымы и хорошо знал первооткрывателей и первостроителей нашего края. Нет возможности назвать всех, кто мне помогал, их очень много, поэтому никого не называю, но всем — мой низкий поклон и спасибо за помощь.
Изучены тысячи документов. Некоторые из них в повести цитируются. Все документы подлинные, я сразу хочу оговориться, что-повесть моя не является, как может на первый взгляд показаться, сугубо документальной. Опираясь на документы, сохраняя историческую правду как в целом, так и в отдельных деталях в обрисовке характеров и жизни людей, я в то же время многое, не сохранившееся в документах и в людской памяти, домысливал. Но художественный вымысел никогда не входил в противоречие с документальной основой. В этом отношении ярким примером для меня служил роман А. Фадеева «Молодая гвардия», где все герои реальны, выведены под своими именами, но в то же время они — художественные образы. Служил для меня образцом и «Чапаев» Д. Фурманова. Наша литература богата хорошими произведениями о реальных героях нашего времени. Я хотел в меру своих способностей пополнить эту сокровищницу повестью о невымышленных людях и событиях из истории нашего края.
В основу «Золотой Колымы» легла предыдущая моя повесть «Вексель Билибина», изданная в Магадане в 1978 году. В настоящем издании появились многие новые главы, повесть пополнилась двумя новыми частями, сделаны также купюры.
Герман ВОЛКОВ
