— Хорошо, мой друг, хорошо! Несколько лет углубленной работы, и кафедра вам обеспечена! Я предлагаю вам остаться в университете...
— Я еду на Колыму.
— К кому?
— На Колыму! Договор заключен. Деньги в кармане!
— Забавный молодой человек!
Мите оставалось защитить диплом, но это он считал формальностью: «Приеду с Колымы — сделаю». Он побежал по магазинам закупать топографические сумки, рюкзаки, светящиеся компасы и самопишущие ручки, книги по геодезии, астрономии и многим другим наукам, которые не мог купить на стипендию, обзавелся карабином и патронташем.
Своей квартиры Митя не имел. Все купленное он приносил в комнату сестры, заваливал все стулья, диван и стол, и вскоре комнатушка в шестнадцать квадратных метров превратилась в склад Колымской экспедиции.
Митя привел сюда и Цареградского, представил сестре Ирине:
— Мой друг Валентин. Едем вместе.
Оба они пришли в новеньких кожаных тужурках со всевозможными ремешками и пряжками. На голове у Валентина фуражка с лакированным козырьком, с горняцкими молоточками, у Мити — большая кепка блином.
Митя и Валентин притащили с собой аппаратуру, приборы, большие ящики для укладки вещей. Список снаряжения, составленный Билибиным, был велик. К сборам привлекли и Ирину. Попросили ее сшить сто маленьких, как кисеты, мешочков для колымского золота и других ценных образцов.
В один из этих хлопотливых дней к Ирине пришел приятель Коля Корнеев. Он только что окончил Академию художеств. Сын портного очень гордился дипломом архитектора, но распределением был недоволен:
— Что я там буду делать — в Новгороде? Я хочу строить новое, а не копошиться в обломках прошлого.
— Я помогу тебе,— вдруг уверенно заявил Митя.— Видишь, сестра шьет мешочки? Это для золота. Я еду на Колыму и могу тебе предложить в нашей экспедиции должность завхоза. Поедешь на Колыму — тебя наверняка освободят от Новгорода.
Коля вытаращил глаза. Митя, имея голову, полную неожиданных идей, часто так вот огорошивал. Коля захохотал. Митя, оставаясь серьезным, развернул карту, положил ладонь на Крайний Северо-Восток.
— Видишь, пусто, ни одного города. Здесь мы найдем золото и начнем строить города. Ты будешь первым архитектором первого города на Колыме. Тебя это устраивает?
Коля Корнеев перестал смеяться. К вечеру они, Митя и Коля, договорились: завтра встретятся в Геолкоме, Митя представит Билибину Корнеева как способного завхоза, по совместительству художника, а в будущем архитектора.
Коля сомневался только в одном:
— Возьмут ли меня?
Ирина успокоила:
— Возьмут. Чудаков ехать на край света немного.
Корнеева зачислили в экспедицию, и он тотчас же выехал во Владивосток: там его уже ждали алданцы.
Семнадцатого мая выезжали туда же и они трое — Билибин, Цареградский, Казанли. Провожавшие: мать Билибина, жена Цареградского, сестра Казанли,— как водится, всплакнули перед долгой разлукой, надавали кучу нужных и ненужных советов. А сами отъезжающие, казалось, и не думали о том, что их ждет, были веселы, шутили, словно предстояла загородная прогулка...
ЧТО СКАЖЕТ ДЕМКА?
— На Колыму!!! — радостно закричал Эрнест Бертин, когда пришла на Алдан телеграмма Билибина,— Серега, в-в-выдвиженец, едем?!
У его закадычного дружка Сергея Раковского крылышки вольного искателя подрезали, и сам он остепенился, когда его по рекомендации Вольдемара Петровича поставили начальником Ыллымахского разведрайона.
Отвечать Эрнесту Сергей не стал, лишь сам спросил:
— А Вольдемар Петрович отпустит?
— Отпустит!
И тогда Раковский схватил лист бумаги и карандаш, первым записал себя, потом Эрнеста, сверху вниз поставил пятнадцать цифр:
— Кого еще?
Старика Майорыча, якута Седалищева, забайкальца Чистякова, весельчака Алехина и Степана Степановича Дуракова с его собакой Демкой записали, не спрашивая их согласия, знали, что с радостью поедут. Со Степаном Степановичем Сергей старался на Алдане пять лет неразлучно.
Степан Степанович говорил Раковскому:
— Гуляй, студент, на ученье заработаем! — И гуляли, а институт у Сергея, ушедшего подзаработать на прииски со второго курса, оставался только в мечтах.
Бывший лейб-гвардии гренадерского полка рядовой, а позже артиллерист Красной Армии, Степан Степанович был старше Сергея всего лишь на шесть лет, но почитался им, рано осиротевшим, за отца родного. Под началом Степана Степановича прошел Сергей все таежные науки. Добычей золота они не увлекались, где фартило, не задерживались, любили искать, бродить по неведомым тропам. Такими были и Алехин, и Чистяков, и Майорыч, и якут Седалищев.
Пятерых записали. Для вербовки остальных вывесили объявление на двери гостиницы «Золотой клоп». Сами наниматели сняли лучший номер, украшенный живописно раздавленными паразитами. Эрнест по-барски развалился па промятом топчане, Сергей по-турецки скрестил ноги на таком же сиденье. Главным советником пригласили Степана Степановича. Он восседал на единственной табуретке и молча попыхивал трубкой. У его ног лежал не совсем чистой породы сеттер по кличке Демка, или Демьян Степанов. Он-то, пожалуй, и был главным «советником» по вербовке.
Народ валил разный: незадачливые копачи, промотавшиеся до последних портков, фартовые, неуемно жадные до фарта и всякие аховые. На всех Степан Степанович имел свой опытный взгляд, но, поскольку по натуре своей был человек деликатный и не мог никому отказать прямо, спрашивал пса:
— Ну, что, Демьян, возьмем?
Демка, польщенный обращением хозяина, тотчас же постукивал хвостом, будто молотком на аукционе, и после этого единогласно объявлялось:
— Берем!
А если Степан Степанович считал кого неприемлемым и не обращался к Демьяну, то пес хвостом не стучал, и просителю неопределенно отвечали:
— Подумаем...
Вошли двое. Молодые, здоровые, рослые, в красноармейских шинелях и буденовках. Один назвался Мишей Лунеко с Амура, другой Андреем Ковтуновым. Андрей будто прятался за спиной Миши, а тот отвечал на все вопросы.
— Служили? — спросил Раковский.
— Служили.. В артиллерии. Я — старшиной, он — каптенармусом.
— В г-горном деле м-м-мзракуете? — строго спросил Эрнест.
— Нет, не маракуем. Работали старателями две недели.
— И м-много з-з-заработали?
— Восемьсот рублей... з-закопали.
Наниматели засмеялись. Сергею ребята понравились: молодые, здоровые, а главное, честные: цену себе не набивают, А Степан Степанович молчит, и пес молчит.
— Ну, как, Степан Степанович, возьмем? Ребята в Красной Армии служили, артиллеристы...
— Ходить много придется,— говорит наконец Степан Степанович.— От Невера сюда пешком шли?
— Нет. Приехали на почтовых оленях.
— А придется много ходить... Сапоги-то чинить умеете?
— Нет.
— А плотничать?
— Нет.
— А работы боитесь?
— Нет.
Тут и Степан Степанович засмеялся: все нет да нет, как из пушки в одну цель пристрелялись.
— Ну, Демьян, возьмем артиллеристов?
Демка ответил утвердительно. Раковский спрыгнул с топчана и радостно, как будто приняли его, пожал ребятам руки. А они, Миша и Андрей, вышли из номера, не совсем поняв: взяли их или пошутили над ними? Растерянно улыбались.
— В коридоре толпа спрашивала:
— Взяли?
— А что Демка-то сказал? Хвостом ударил?
На другой день наниматели вывесили полный список всех зачисленных в Колымскую геологоразведочную экспедицию. В этом списке увидели свои фамилии Миша и Андрей. Были в нем Петр Лунев, партиец и тоже бывший красноармеец Евгений Игнатьев, отчаянный мужик с перебитым на германской войне носом, трое веселых алданцев — Яша Гарец, Кузя Мосунов и Петя Белугин и еще Тимофей Аксенов, хлебороб, Кирилл Павлюченко и Серов Степан,
Вольдемар Петрович Бертин список одобрил, заметив:
— Забрали у меня всех лучших.