А что будет, когда остальные увидят на руке человека этот браслет? Такому человеку останется только умереть. Его нигде не возьмут на работу, ему не сдадут комнату и нальют похлёбки в кантине. Все эти люди станут окончательными изгоями и пополнят ряды преступников. Они собьются в шайки, точно как бродячие псы и только вопрос времени, как скоро они начнут убивать тех, кто повесил на них кандалы из ониксида.
Виго снова вспомнил Эмбер, и совершенно чётко осознал, что несмотря на всё, что она сделала, он не хочет для неё такой участи. Он вспомнил, как здесь в сенате в прошлое посещение она спрашивала его, ещё будучи в облике Эмерта:
«А вы, сеньор, как вы считаете, эйфайров нужно уничтожить?»
«Но это ведь, и правда, бесчеловечно, вы не считаете?»
И сейчас эти воспоминания задевали что-то в его душе, он сам не знал что именно. Это был внутренний протест против всей той подлости, которая стояла за этим документом. Его отец и дядя придумали эту мистификацию с нападениями, чтобы дядя, в итоге, смог заработать на торговле ониксидом и строительстве, и отдать отцу долги. А отец ненавидел эйфайров по каким — то своим причинам, не имеющим никакого отношения к здоровью и безопасности жителей страны. Это было недостойно. Это было мерзко.
Теперь Виго понимал, почему Оливия защищала эйфайров. Возможно именно из — за этого чувства справедливости, которое было у неё таким же, как и у Виго.
«…у меня выбора не было, уж не знаю, какому богу было угодно, чтобы я стала такой, но это точно был не мой выбор. Зато у того, кто меня отправит в петлю — выбор будет. Так что за свою бессмертную душу бояться нужно ему».
Эти слова Эмбер, сказанные в сердцах вчера вечером, всё ещё звучали в его голове.
«Принимай решения не головой, а сердцем и собственной совестью. Не голосуй за этот закон. Это важно».
Он вспомнил письмо Доменика. Вспомнил его слова, которые он сказал в вечер разоблачения Эмерта.
«Она хорошая девушка и предана тебе…»
Если ты стал эйфайром, ты уже совершил преступление первой категории!
«…у меня не было выбора…»
Виго захлопнул папку. Ненавистный запах ромний накатывал удушливыми волнами, огненная игла боли медленно зародилась где-то в голове, и направила своё остриё в левый глаз.
В сенате стоял шум, представители каждой ложи пытались друг друга перекричать, отстаивая каждый свои аргументы, но все они сводились не столько к закону, сколько к дележу денег из казны на его реализацию. Граф Морено то и дело стучал молотком по подставке, пытаясь урезонить стороны и призвать тишину, но это ему слабо удавалось. Спорили почти целый час, но наконец — то пришли к какому — то понимаю, и граф Морено провозгласил, что прения закончены и пора переходить к голосованию. От каждой ложи могли голосовать представители домов и все мужчины семьи гранда, возглавлявшего ложу.
— Итак, прежде чем мы перейдём к голосованию, есть ли у вас, многоуважаемые гранды, достаточно веские причины, чтобы не участвовать в голосовании, или применить право вето?
Вопрос был формальным и всегда задавался перед голосованием, но обычно, к этому моменту стороны успевали договориться, тем более на финальном заседании перед постом. Вопрос с законом был уже решён закулисно, а деньги из казны поделили только что. И даже если кто — то оставался недоволен, уже позже, на других заседаниях, эти вопросы обычно решались полюбовно.
Граф занёс молоток, чтобы стукнуть по подставке и перейти к голосованию, но в этот момент Виго поднял руку и встал.
— Я хочу использовать своё право и наложить вето на принятие этого закона.
Наверное, выстрел из пушки произвёл бы меньший эффект, чем эти слова.
В сенате наступила абсолютная тишина.
*Гаучо — Термин «гаучо» — приблизительный эквивалент североамериканского слова «ковбой»; появился он в XVIII веке в Уругвае, Аргентине и т. д. Жители пампасов, занимающиеся кочевым скотоводством.