Когда он снял с головы капюшон, Братья с трепетом увидели, что лицо его посинело, а из уголка рта стекает кровь. Непостижимая для наблюдателей борьба отняла у проповедника все силы. Он просто сполз на землю и застыл бездвижно.
Это было воспринято воинством Олава как знак к продолжению боя. Воспрянув духом, Волки Одина вновь ринулись вперед, готовясь сполна отплатить своим противницам за мгновенья пережитого страха. Все было кончено довольно быстро, несмотря на упорнейшее сопротивление ратоборок. Энунд Раздвоенная Секира, рубившийся в первых рядах, сумел пробиться к Любаве. На миг он встретился с ней глазами — и вздрогнул: сейчас на него смотрела не прекрасная дева, а дикий зверь, готовый в клочья растерзать любого врага. Отбросив жалость, молодой хирдманн перехватил свою секиру поудобнее и бросился в бой.
— Дочь князя взять живой! — успел крикнуть Олав Медвежья Лапа.
Сбив Любаву с ног, Энунд притиснул ее к земле. Девушка еще пыталась дотянуться ногтями до его лица, источая ненависть и ярость, но сын Торна Белого просто связал ей руки кожаным ремнем. Рысь, Черноглава и Зоремила, исколотые и посеченные вражеским оружием, медленно испускали дух. Несмотря на все свое искусство, четыре женщины ничего не смогли сделать там, где отступила сотня мужчин.
В этот миг победного торжества Волков Одина к ним выехал из-за елей князь Сбыслав на саврасом скакуне. Зерцало, шлем с наушами, наручи и поножи-бутурлыки его звенели алыми бликами. Чуть позади него ехали Хорол и Тороп. Рядом держались гридни в куяках[150] из круглых пластин и шлемах с наличниками.
— Здрав будь, ярл Олав! — громко приветствовал князь кривичей предводителя хирда. — Боюсь, если бы мои ребята не перегородили все тропы Мольбища, эти веретницы выскользнули бы из твоих рук!
— Ты предлагаешь нам выяснить, кто более достоин получить добычу? — резко отозвался Медвежья Лапа. — Я всегда готов!
— Что ты, ярл! — Сбыслав слез с коня, отдав поводья одному из своих воев, и подошел к нему. — Мы еще не нашли добычу, чтобы ее делить. Но я вижу, твои люди полонили княжью дочь. От нее-то мы все и узнаем.
По знаку князя его наперсник Хорол вытащил поясник и направился к лежащей на земле Любаве. Энунд загородил девушку своим телом.
— Она моя!
Хорол неуверенно оглянулся на своего князя. Сбыслав дернул скулами, не зная, как ответит его союзник на возможное своевольство княжеских людей, как вдруг вперед выступил Августин. Двигался он еще с большим трудом и был желтым, как воск.
— Я думаю, нет необходимости добывать признание у этой девицы, — произнес он очень тихо, но убежденно. — Среди твоих воинов, ярл, найдется человек, который тоже может указать нам место захоронения ладьи.
— Кто же он? — удивился Олав Медвежья Лапа.
— Тойво!
Ярл переглянулся с Агнаром Земляной Бородой. Как видно, не зря фину довелось побывать в подземной стране.
Когда отыскали лучника, монах вперил в него свой острый немигающий взгляд.
— Расскажи нам, что поведали тебе духи, когда ты спускался в жерло холма?
Под тяжестью этого взгляда, проникающего в самое сердце и подавляющего волю, Тойво сник.
— Ты ведь знаешь, где искать Ладью? — не выпускал его из своей железной хватки Августин.
— Нужно идти к ручью, — с усилием выговорил фин. — Это здесь рядом. Но нам придется выкопать лаз.
Сбыслав, жадно ловивший каждое слово стрелка, повернулся к Хоролу и что-то ему нашептал. Воевода с несколькими спешившимися кривичами направились к терему Званимира быстрыми шагами. Увидев это, Любава дернулась, попытавшись подняться, однако Энунд удержал ее за плечо. Девушка вновь смерила его ненавидящим взглядом, но ничего не сказала.
Бьорн по-прежнему стоял у ели. Августин приблизился к своему ученику с укоризной во взоре.
— Брось этот хлам и ступай за мной, — монах силой высвободил из его пальцев мешки с плашками. — Ревностному последователю Христову не нужны дьявольские письмена.
— Я не пойду с тобой, — с неожиданной твердостью промолвил послушник.
— Что ты такое говоришь, Иоанн? — изумился Августин.
— Меня зовут Бьорн, — поправил своего наставника юноша. — Такое имя дал мне мой отец.
— Ты забываешься, — Августин закусил губу. — Обратной дороги нет! Твои прошлые грехи смыты с тебя крещением, но если ты сейчас попробуешь отступиться — тебя ждет вечная погибель! Запомни это.
Бьорн не ответил. Он лишь тяжело дышал и неотрывно смотрел на своего наставника.
— Я вижу, сильно тебя околдовали языческие сказания, — нахмурился тот. — Яд их успел проникнуть в твою душу, затуманить разум. Мы поговорим с тобой позже. А эти злосчастные письмена будут преданы сожжению.
Лицо Августина стало суровым. Он подозвал одного из финских стрелков, оказавшихся поблизости, и велел сторожить лежащие под елью мешки до его возвращения.
И кривичи, и хирдманны Олава сейчас были поглощены единственной целью — найти золото князя Званимира.
Когда вернулись гридни Хорола с лопатами и заступами, Сбыслав распорядился идти к скрыну Золотой Ладьи. Тойво указывал дорогу.
Скоро лиц людей коснулся кисловатый запах влажных трав и мхов, до слуха докатился гул водного потока, похожего на шепот нескольких голосов. Вспорхнули и поспешили унестись прочь дремавшие на кочках утки. Тойво уверенно ступал по качающейся тропе, за извивами которой блестели мочажины и торчал длинный камыш. Когда добрались до ручья, Дыхание Ящера обволокло воинов белесыми парами. Оно сочилось какими-то незнакомыми, прогорклыми ароматами и студило кожу. Не было ни ветерка, ни птичьего пения. Округа повисла в мертвой тишине. Даже стебли, которые ломали ноги хирдманнов, не издавали звуков.
— Здесь! — проговорил Тойво, останавливаясь между двух выпуклых кочек, которые ходили ходуном.
Августин — настороженный и взволнованный — огляделся по сторонам, словно в чем-то себя убеждая. Расценив, что опасность не угрожает охотникам за ладьей, он повернулся к ратникам Сбыслава.
— Копайте! — велел он.
Полтора десятка человек принялись вгрызаться в холодную и влажную, но удивительно неподатливую землю. Бурую с зеленоватым отливом породу держали бесчисленные корни и стебли — вязали, крепили, не дозволяя человеку легко добраться до земляного нутра. Духота мешала работе, пот струил в глаза кривичей. Две лопаты, увязшие в клейком грунте, разломились поперек. Но одному из гридней Сбыслава повезло. Заступ его выстучал пустоту.
— А ну, братцы, налегай! — крикнул он. — Все вместе осилом возьмем.
Кривичи с увеличившимся рвением взялись копать, и вскоре большой пласт почвы осел вниз. Кто-то с ругательствами полетел в возникший провал. Однако через пару мгновений из темноты донесся его радостный возглас.
— Огня сюда! — распорядился Августин, охваченный возбуждением, как и все, собравшиеся вокруг.
По мере того как дыра расширялась, перед глазами людей проступала часть подземного хода, укрепленная бревнами вдоль стен. Переполняющую всех радость резко оборвал возглас кривича, шарившего руками внизу.
— Что ты видишь? — выкрикнул в провал Сбыслав, принимая факел из рук Хорола.
— Здесь кто-то есть, — голос воя дрогнул. — Похоже, подземный страж.
— А ну, — вперед протиснулся Сельви Трехцветный. — Позволь, князь, — обратился он к Сбыславу. — Мой меч не боиться ни людей, ни черных альвов, оберегающих подземные сокровища.
— Дерзай, — кивнул ему Сбыслав.
Хирдманн, взяв в одну руку факел, а другой вытащив клинок, с легкостью спрыгнул в провал. Кривич отодвинулся, пропуская его вперед. Первое время глаза Сельви ничего не различали. И только как следует присмотревшись, он сумел разглядеть в десятке шагов от себя облаченного в доспехи воина.
— Клянусь костями Альбериха[151], это происки злокозненых гнуров, — пробурчал Трехцветный.
— Будь осторожен! — предупредил хирдманна Олав.
Но Сельви уже не слышал ярла. Он решительно шагнул к неподвижной фигуре. Глаза внимательно изучали незнакомый выпуклый шлем, похожий на колпак, пластинчатый панцирь и продолговатый щит, который незнакомец удерживал в руке. Воин не стоял, а сидел на высоком валуне. Заглянув в его лицо, хирдманн невольно отшатнулся.