– Что за херня у вас тут происходит, старший прапорщик? До утра нельзя было подождать?
– Нельзя было, товарищ полковник, – мягко сказал Жестовский. – Произошло нападение на часть.
– Вы что тут, напились с этим лейтенантом? Какое нападение? Почему тревогу объявили?
– Взгляните, товарищ полковник...
Загребайло, пышущий злостью, позволил все-таки подвести себя к кустам, Вокруг которых с автоматами на изготовку стояли бойцы караула во главе с сержантом. Тот, как положено, стал по стойке смирно и доложил:
– Товарищ полковник, личный состав караула по приказу начальника караула занимается охраной места происшествия.
Командир части воззрился на сержанта, потом перевел взгляд на темный кустарник:
– Ну, и что там?
– Трупы нападавших, – сказал Жестовский.
Полковник, понявший наконец, что дело пахнет ЧП, соизволил пройти в кустарник и сразу наткнулся на то, что осталось от Фрица. Бравый полковник отскочил от трупа как ошпаренный.
– Милицию вызвали? – спросил он внезапно севшим голосом.
– Никак нет, вас ждали, – сообщил Жестовский.
– Так чего вы стоите? Вызывайте немедленно! А я в штаб пошел, доложу генералу...
Жестовский ухмыльнулся про себя, представив, сколько времени генеральский рык будет стоять в ушах полковника. Командующий округом не отличался нежным нравом...
– Лейтенант! – позвал он дежурного по части. – Вызывай милицию! Я – в санчасть, там у меня солдата шальной пулей ранило. Пойду проведаю.
Юрий пришел в себя в тот момент, когда Жестовский переступил порог палаты, куда его перенес с помощью санитара Медведко. И услышал его слова, обращенные к прапорщику:
– Ну, слушай, повезло твоему солдату, сто лет жить будет. Ничего «этакого» не задето, как я понимаю. Крови внутри нет, оттекает хорошо. В госпиталь его надо. Сейчас машину вызову. Но, слушай... Такое ощущение, что он все «горячие точки» СНГ прошел, – шрамов, как у ветерана...
– Вызывай, – сказал прапорщик, не реагируя на замечание наблюдательного фельдшера. – Все равно хреново парню – ему на дембель скоро.
– Ничего, эта рана, коли осложнений не будет, быстро заживет. Комиссуют – так раньше домой пойдет.
Через полчаса санитарная машина увезла Филатова в госпиталь. Фельдшер с сопроводительными документами ехал в той же машине. Опять удача – в предутреннем полумраке лицо лежавшего на носилках разглядеть было трудно, и встречные солдаты, среди которых наверняка были и знавшие Луканского, ни о чем не догадались. Полковник же Загребайло узнал о ранении «солдата» в последнюю очередь...
Трупы пролежали на тех местах, где застигла их смерть, до утра. Милиция и прокуратура Ежовска не решилась проводить «полновесное» расследование собственными силами и сразу вызвала подкрепление.
К восьми часам утра на вертолете прибыл из Москвы некий человек в штатском в сопровождении двух чинов в форме – одного в милицейской, другого – в военной. Бегло осмотрев кусты с застывшими трупами, «штатский» уединился с полковником Загребайло, который через десять минут вышел из кабинета с таким видом, будто с его плеч упало как минимум две звездочки. Все утро он молчал – видно, размышлял на тему «И почему именно у меня в части произошла такая мерзопакостная история?»
Он даже отбой тревоги не объявил, за него это пришлось сделать заместителю. Человек же в штатском поманил пальцем прапорщика Жестовского и, отведя его в сторону, задал один только вопрос: «Почему в караульном помещении находился гражданский?»
Казалось бы, тут и сказке конец, и быть Жестовскому расстрелянным, повешенным и утопленным сразу. Но не тут-то было. Ответ у него был готов.
– Простите, с кем имею честь?
– Неважно...
– Что значит «неважно»? Я должен знать, имеете ли вы право задавать вопросы начальнику караула при исполнении служебных обязанностей.
– Полковник ФСБ Сиротский.
– Предъявите документы, товарищ полковник!
– Ну, блин, прапорщик... – пробормотал полковник, показывая удостоверение.
– Благодарю вас, товарищ полковник. Тем не менее я могу отвечать на ваши вопросы, только сменившись с караула. А снять меня с караула может только...
– Я знаю устав, – сказал сотрудник ФСБ. – Вон идут тебя менять...
Когда Жестовского официально сняли с караула, полковник пригласил его в кабинет командира части.
– Вот теперь я официально начинаю допрос, – произнес он, садясь за стол командира, над которым висел портрет Путина. – Итак, кто из гражданских лиц находился в караульном помещении во время нападения?
– Гражданских лиц до момента нападения на территории части не было, – ответил Жестовский.
Полковник удивленно приподнял брови:
– А вот ваши солдаты говорят обратное...
– В караульном помещении находился солдат, пойманный лично мной в момент попытки совершить самовольную отлучку.
Полковник помолчал, скрывая растерянность.
– И где же этот ваш солдат?
– Во время нападения он был ранен в грудь и в тяжелом состоянии отправлен в госпиталь, – не смутившись, заявил прапорщик. – Фамилия солдата – Луканский. С ним отбыл военфельдшер прапорщик Медведко.
– Хорошо, проверим... – задумчиво сказал полковник, видимо не посвященный генералом Логвиненко во все тонкости. Действительно, он получил указание скорее замять дело, чем разобраться в нем досконально. – На ваш взгляд, чем вызвано нападение?
– Полагаю, что это была попытка преступных элементов завладеть оружием караула, – не моргнув глазом, ответил сообразительный прапорщик.
– Хорошо... Что ж, пока вопросов больше не имею, – сказал эфэсбэшник. – Судя по всему, вы действовали правильно. Выводы мы сделаем по окончании следствия. Свободны.
– Жестовский откозырял и вышел из кабинета, удивленный, что явный бред насчет захвата оружия караула не вызвал никакой реакции. Действительно, кто осмелится из-за десятка автоматов нападать на воинскую часть в часе езды от Москвы?
Боль в груди не давала сосредоточиться. Лежа на госпитальной койке под капельницей, Юрий с трудом восстанавливал последовательность событий, приведших его в эту палату. Кроме него здесь лежали еще два солдата – один кашлял кровью, сильно ударившись обо что-то грудью (это «что-то» было кованым дембельским сапогом), а второй, десантник из дислоцированного недалеко от Ежовска полка, во время приземления с парашютом пропорол легкое стальным прутом, невесть каким макаром выросшим на земле полигона. Оба они разговаривали с трудом, как и Филатов – тот смог лишь улыбнуться при виде входящего в палату Жестовского, которому сопутствовал моложавый военврач с погонами майора.
– Ну что, братишка, оклемался? – подмигивая из-за спины доктора, спросил прапорщик. – Ничего, скоро домой поедешь.
– Комиссовать его будет нетрудно, – заявил майор медслужбы, листая какие-то бумаги. – Сквозное ранение в грудь... Легкое не задето... Как самочувствие, товарищ ефрейтор? – бодрым тоном обратился он к Филатову.
– Терпимо... – отозвался тот, поняв, что прапорщик Жестовский умудрился выдать его за кого-то другого.
– Откуда родом? – продолжал допытываться доктор.
– Из Пскова он, – поспешил ответить Жестовский. – Может, не стоит ему сейчас разговаривать?
– Да ерунда, заживет эта дырка, и забудет он про нее... И чего таких стариков на службу призывают? Ему на вид лет тридцать... Ну, да ладно, документы на комиссование я подготовлю. Кстати, тут какой-то особист все допытывается, можно ли допрос снять. Так я сказал, как ты и просил, что он в тяжелом состоянии.
– Вот спасибо, Коля, а то и мне влетит – почему я этого самовольщика сразу в комендатуру не отправил. Я ж тебе говорил – у лаза я его подкараулил... Если честно, виноват я перед ним, – пусть бы себе гулял, зато пулю не схлопотал бы.
Жестовский еще раз подмигнул Филатову. Тот в ответ улыбнулся.
– Ну, если улыбается – жить будет. Всего ему тут у нас с месячишко отбыть придется, потом можно домой отправлять, пусть долечивается. Ну, пошли? – военврач