– Иди, Катя, иди, мы тут сами разберемся, – не глядя в ее сторону, произнес Филатов. Молодуха, как сомнамбула, повернулась и пошла в дом. Каравашкин трясся мелкой дрожью. Ходики на стене показывали три часа ночи.
– Прямо не знаю, как с тобой и поступить... – в раздумье сказал Юрий. Он и действительно этого не знал. Мерзавец заслуживал смерти, но убивать его Филатову почему-то не хотелось... Даже прикасаться к покрытому холодным потом Гришке ему было противно.
В комнате завоняло – у Каравашкина от страха случилась «медвежья болезнь». Филатову стало до того мерзопакостно, что он готов был плюнуть и пойти своей дорогой. Но Юрий знал: недоученные подонки вновь принимаются за свое…
– Нехорошо воровать, понимаешь? – бесстрастно сказал он.
Бандит в ответ мелко затряс головой, соглашаясь. Воротник его рубашки был в крови.
– Ну, так что? – Юрий медленно стал приближаться к двери с пришпиленным к ней Каравашкиным. – Повесить тебя? На перо посадить? Кастрировать? К рельсам привязать? Выбирай...
Выбирать было уже некому. Ноги Каравашкина подкосились, ткань рубашки не выдержала, и он свалился на пол. Юрий брезгливо обошел его, отворил дверь и вышел в ночь под мелкий дождик.
Неласковая морось долго не могла растворить тошнотворное чувство – будто он и вправду совершил с Каравашкиным все то, чем грозил. Тем более – Юрий знал это – в своем персональном аду ворюга все равно испытал все эти кары. Помер он от страха или это был просто обморок – не все ли равно? Свое он получил. И не понадобилось для этого марать руки.
Больше в этом городе делать было нечего. Теперь настала пора разобраться, кто ж это так ловко обделывал делишки с целыми вагонами золота. Филатов знал за собой такую особенность – пока не разберется до конца в деле, которое каким-то образом затронуло его или его друзей, покоя ему не будет.
До рассвета оставалось еще много времени. Под нудным дождиком Филатов медленно, даже испытывая наслаждение от «прогулки», прошел до пешеходного перехода через железную дорогу, подняв воротник куртки, хотя все равно вода текла под рубаху, смотрел на темные окна квартир, наглухо занавешенные шторами. В свете фонарей пролетали капельки дождя, как мотыльки вокруг лампы, зажженной летней ночью у открытого окна. По улице изредка пролетали машины, разбрызгивая лужи шуршащими колесами. Филатов уже жалел, что решил оставить машину и добираться своим ходом. Но «копейку» могли засечь уже много раз, и, пока оставались на свободе Буденный и Кайзер, за руль этой «тачки» сесть ему уже не придется.
Таня... По тем же причинам Филатов не мог к ней пойти и даже позвонить.
Постепенно на востоке посветлело. Юрий, жутко уставший, задумался уже о том, где б это передохнуть. Дождь то налетал, бросая в лицо горсти капель, то утихал; небо было затянуто слоями туч. Ежовск остался за спиной. Промокший насквозь Филатов корил себя за то, что не догадался задержаться в городе и купить себе что-либо более приемлемое для пешего путешествия в осеннюю пору, да еще и на Колыму.
Под утро слегка согревшийся и пару часов подремавший в здании железнодорожной станции Филатов, пользуясь одиночеством, навел наконец порядок в многочисленных карманах куртки, забитых до отказа всякой всячиной. Сперва, ежась от вездесущего дождя, он покурил на крыльце, убедился, что никто в такую погоду не спешит составить компанию одинокому путнику, потом уселся на деревянный диван спиной к двери и начал проводить ревизию своего снаряжения.
Юрий достал пистолет и запасную обойму, проверил оружие, поставил на предохранитель и засунул во внутренний карман, предварительно очистив его от денег, частью оставшихся от Махмудовых, частью реквизированных у Кравченко. Юрий безо всякой натяжки мог считать себя богачом: на «карманные расходы» у него было около тридцати тысяч долларов.
Следующую ночь Филатов провел в дежурке станции, расположенной километрах в ста от Москвы. Там коротал ночь пожилой железнодорожник.
– Извини, батя, – обратился он к нему. – Холод донял. Не знаете, где можно в такой час водки достать?
Старик в красной фуражке дежурного по станции смерил его глазами:
– А чего ж не запасся?
– Да вот, не случилось. Понимаете, с супругой вдрызг разругался, решил вот к брату поехать, да на электричку опоздал...
– Сам-то где живешь?
– Да недалеко тут, в деревне... – он назвал село, которое проходил накануне.
– А-а, знаю такую. Ну, коли деньги есть, тут цыган рядом живет; если не побоится тебя впустить, достанешь у него. Иди прямо по улице, третий переулок по правой стороне, большой дом кирпичный – там один такой, увидишь...
Юрий, почти не надеясь на удачу, побрел в указанном направлении. И обрадовался, увидев свет в одном из окон. Едва Юрий отворил калитку, огромная немецкая овчарка с ходу зашлась лаем и так натянула цепь, что Филатов попятился. В веранде зажегся свет. Послышался голос хозяина:
– Кого черт носит?
– Я прошу прощения, мне тут дед на станции подсказал... Может, у вас водка есть?
На крыльце в свете фонаря, укрепленного над дверями, возник цыган, одетый в спортивный костюм. Он посмотрел исподлобья на сторонившегося собаки гостя, потом произнес:
– Что-то я тебя не знаю...
– Да нездешний я, на станции вот пришлось ночевать...
– Ладно, гони деньги...
– И, если можно, закусить чем! – обрадовался озябший. Юрий. – Я заплачу.
– Что тебе, магазин тут... – через несколько минут хозяин вынес сверток. – Тридцать баксов с тебя!
Юрий отдал деньги и, прижимая к себе сверток, отправился назад, в сторону станции.
– Ну что, дал он тебе? – поинтересовался железнодорожник.
– Дал, – подтвердил Юрий, доставая две бутылки, колбасу, помидоры и полбуханки хлеба. – Не возражаете?
– Да чего возражать, ночь долгая...
В дежурке стоял топчан, на который Юрий, наслаждаясь теплом, исходившим от железной печки, с удовольствием опустился. Старик достал стаканы, порезал закуску, присоединил к ней и свою немудреную «ссобойку». Водка согрела быстро.
– – Поспи, парень, коли хочешь, – предложил железнодорожник. – К первой электричке разбужу.
Юрий с благодарностью воспользовался предложением, и оставшиеся до утра часы крепко проспал в теплой дежурке. Старик же, сидя за столом, читал какую-то книгу.
Ранним утром Филатов поблагодарил старика и вышел из здания станции. Осмотрелся – железнодорожник не следил за ним – и отправился в сторону от железной дороги. Действительно, чем черт не шутит, – внешность изменена, да «залететь» можно и случайно. По дороге Юрий забрел в сельский магазин, где, к его радости, нашлась подходящая в дорогу обувь – непонятно как оказавшиеся на прилавке армейские берцы как раз сорок третьего размера. И уже через десяток километров Юрий понял, что на этот раз с обувью ему повезло – берцы были словно на него сшиты. А предстояло протопать, почитай, две тысячи верст... Если попутку не поймает.
Он решил, впрочем, не напрягаться, иначе ведь можно вовсе не добраться до цели. Вскоре Юрий снял номер в захолустной гостинице столь же захолустного городка. Тут он отдыхал два дня, отъедался, попарился в баньке, купил теплую непромокаемую куртку, пару комплектов зимнего белья и таким образом почувствовал себя готовым к дальней дороге.
Здесь же, перед тем как отправиться дальше, он отксерокопировал на почте и отправил заказным письмом в несколько адресов признание, написанное Кравченко. Теперь Юрий был спокоен и готов к очередным приключениям.
Глава 20
Филатову порой начинало казаться, что проселки России все на одно лицо. Но этого проселка, который начинался указателем «Б. Сестры – 2 км», он не спутал бы ни с каким другим.
Зачем ему нужно было заходить сюда? Забрать для Кайзера кольцо Ивана Грозного, которое для него самого ровно никакой ценности не представляло? Или поклониться праху Ядвиги Ольшевской, одной из сотен приметных людей, встречавшихся ему на пути? Юрий не задумывался над этим. Он просто свернул с большака и направился в сторону деревни.