Выбрать главу

На исходе того же дня, в который произошла их встреча Кайзер вызвал десантника к себе и сообщил:

– Устранение – через две недели. Кого – узнаешь за неделю до акции. Пока поедешь на объект-100, постреляешь, потренируешься. Когда придешь в форму – станешь знакомиться с «клиентом». Как его убрать – твои трудности.

– Когда вы освободите Жестовского?

– Освобожу, не бойся. Кстати, это ты его чадо в Германию отправил?

– Это неважно.

– Ты, ты. Иначе где бы жена деньги на лечение взяла?

Филатов нахмурился:

– Откуда вы знаете про деньги?

– Поскольку ты уже никому не проболтаешься, скажу: твой дипломат работает на меня. Не боись, твои 100 тысяч баксов пошли по назначению. Я же не вурдалак какой-нибудь, чтобы детей на смерть обрекать.

– Ну да, вы «обрекаете на смерть» только их отцов. Кто Жестовского нанимал?

– А этого тебе знать не надо, все равно не отомстишь... Граф Монте-Кристо...

– Граф не граф, а то, что мне надо, я смогу узнать. Если захочу. И поступлю соответственно своим, а не чьим-то желаниям.

– Если останешься жив... Ладно, поезжай, через неделю тебя оттуда заберут.

Ровно семь дней Филатов тренировался в стрельбе из всевозможного оружия – от «навороченного» английского «Энфилда» до израильского «Узи». В арсенале кайзеровского учебного центра были десятки моделей пистолетов, револьверов, автоматического оружия, гранатометов и тому подобного железа.

Юрий терялся в догадках, кого же ему придется «убрать» с глаз Логвиненко, и приходил к выводу, что это человек не из властных структур, иначе подготовка велась бы глубже.

Жил Юрий в бревенчатом коттедже, в отдельной комнате, не общаясь ни с кем, кроме инструктора по стрельбе. А по вечерам, включив настольную лампу, он рисовал на клочках бумаги из блокнота физиономии встречавшихся на его дороге всякого рода подонков – начиная от Гриши Каравашкина и кончая самим Кайзером, так же, как тот сам рисовал на мишени лицо покойного Фомы. Портреты, набросанные несколькими штрихами, получались весьма выразительными. И он придумал себе игру. Видно, мозг Филатова, перегруженный «военщиной», потребовал разрядки, правда весьма специфической.

Вечером в конце недели, отведенной ему на подготовку, Юрий отправился в лес, захватив портретики и удобный пистолет-пулемет финского производства «Яти-Матик». Несмотря на «игрушечное» название, машина была грозной. При весе в два килограмма и емкости магазина в сорок патронов, из «Яти-Матика» можно было прицельно стрелять автоматическим и одиночным огнем на сто метров даже с одной руки – благодаря оригинальной конструкции отдача была очень слабой, а, следовательно, кучность была высокой. Углубившись в чащу, десантник развесил на стволах деревьев свои «произведения», занял позицию и по сигналу своих электронных часов бросился в «бой».

Юрий расстреливал воображаемого противника в подкатах, в прыжках, из самых разных положений и в конце концов оказался у самой дальней сосны, на стволе которой был прикреплен листок с портретом Логвиненко, который будто бы презрительно наблюдал за устроенной Филатовым возней. За это он и поплатился. Пуля калибром 9 миллиметров пробила в бумажке аккуратную дырочку.

Филатов собрал все мишени и убедился, что ни одна не избежала своей печальной участи. Грустно усмехнувшись, он перегнул их пополам и положил в карман.

На этот раз Кайзер встретился с ним на уже знакомой конспиративной квартире в Москве. Пришло время раскрывать карты. Кайзер, который куда-то спешил, был краток.

– Твой «объект» – журналист из «России сегодня». Фамилия – Зимин. Вот о нем краткая справка. Подробности тебе знать не обязательно. Скажу только, что он, по классическому выражению, «слишком много знает». И не держит язык за зубами. Вот чтобы сей синдром не превратился в тенденцию, этого писаку ты уберешь. И не надо комментариев, – пресек он попытку Филатова что-то сказать. – Получишь фотографию, документы, ключи от квартиры. На все неделя, изучишь его распорядок, когда и куда ходит и так далее. Будешь готов – получишь оружие. Какое – сам скажешь; может, захочешь в него из снайперки пульнуть, может – из пистолета. Не вздумай что-нибудь учудить, понял? Следить за тобой никто не будет, заложник за тебя – Жестовский. Вопросы?

– Нету... – Юрий едва справлялся с собой. Больше всего на свете сейчас ему хотелось уложить Кайзера на месте. Но Леонид... «Эх, угораздило же тебя, дружище...»

– Выполняй. Связной телефон знаешь, код тебе дали, все. – Логвиненко покинул помещение.

Валентин Аркадьевич Зимин был личностью незаурядной В досье, уместившемся на страничке машинописного текста, люди Кайзера сочли нужным указать только дату рождения (оказалось, журналисту было далеко за пятьдесят), места заботы (за долгие годы работы в прессе он был связан со многими ведущими изданиями, от «Правды» до журнала «Вокруг света») и место жительства – «спальный район» в Черемушках. Но подшивки газет и журналов, которые пролистал Филатов, говорили о том, что Зимин никогда не боялся резать правду-матку. В те, да и в эти времена далеко не любой газетчик пошел бы на то, чтобы схлестнуться со всесильным МВД, защищая оболганного человека.

В журнале «Вокруг света» под подписью Зимина появлялись интереснейшие очерки о жизни нефтяников, оленеводов, золотодобытчиков, и даже в них он не обходил острых углов.

Юрию стало ясно, что у этого человека много врагов.

Но самыми смелыми его разоблачениями были материалы о деятельности некоторых чиновников МВД, перешедших туда «на укрепление» из ФСБ, статистика невинно осужденных, незаконно оправданных, факты прямого подкупа следователей. Ряд материалов прямо указывал на то, что у Зимина был какой-то высокопоставленный информатор. Скорее всего по этому информатору, возможно своему коллеге, генерал Логвиненко и хотел нанести удар.

Все это Юрий узнал в первый же из отведенных ему семи дней. За ним действительно не велось наблюдение, а если и велось, то на высочайшем уровне.

Вечером он зашился в «схрон», расположенный в многоэтажке на окраине Москвы, одной из тех, где люди, зачастую прожившие рядом не один год, не знают друг друга по именам. Двухкомнатная квартира напоминала гостиничный номер, да, по сути, и являлась таковым, за тем только исключением, что горничная не могла войти в самый неподходящий момент. Холодильник был забит битком, причем такими продуктами, которые не приходилось особенно готовить, – консервами, палками копченой колбасы, сгущенным молоком, какими-то заграничными овощными салатами. Нашелся тут и десяток банок растворимого кофе.

Юрий сбегал за хлебом в ближайшую булочную и уселся в кресло, рассчитывая обдумать все в тишине и покое.

Но покой ему не мог даже присниться. Юрий придвинул к себе лист бумаги и стал чертить на нем какие-то бессмысленные линии, напряженно вглядываясь в них, как будто в сплетении этих прямых, кругов и спиралей вдруг нарисуется правильный ответ на однозначный в принципе вопрос: позволительно ли спасти виновного друга, уничтожив невинного человека?

«Нет уж, после того, как я его застрелю, мне самому останется только застрелиться, и Кайзера никакого не понадобится. Он что, дурень, – МНЕ такое поручать? Ему что, чутье изменило? А может, он от власти с ума сошел?» Филатов снова, как и месяцы назад, почувствовал дикое желание проснуться. И заглушил это наваждение стаканом. Потом следующим. И третьим. Закурил, откинулся в кресле...

«Не проснусь у Ксюхи я под боком... Нету бока. А Бога? А Бог есть. И он все-е-е расставляет по полочкам. Ленька виноват – его в котел. Зимин прав – его... в рай. Блин, не в рай, а на этот... пьедестал. Да. И тут являюсь я, камергер Рязанов. И нарушаю всю Божью диспозицию. Или наоборот? Достоевского бы сюда... Бесов-то, бесов! Верховенский... Блин. Ставрогин... И кто там еще... Да, эта, как ее... Лиза. Во. Бесы. Выйду на Красную площадь и застрелюсь у мавзолея. Как герой...» – Юрий опрокинул бутылку, поймал ее на лету, допил прямо горлышка.

И отошел ко сну прямо в кресле.

Пришел в себя Филатов рано утром, когда включенное радио разродилось позывными. И когда вспомнил все, застонав натужно и целый день пил, выйдя на свежий воздух только для того, чтобы купить очередную порцию выпивки.