Заглядывая с улицы в зал «Вегаса», Канамото подумал, что, коль скоро на стороне подростка только те двое, он едва ли продержится долго. Прислушиваясь к электронным звукам, эхом отдающимся в изъеденной эрозией пещере, Канамото словно впервые поразился тому, как естественно влились в городской пейзаж эти ряды сидящих перед игровыми автоматами мужчин и женщин разных сословий. Он двинулся в сторону станции Хинодэтё.
Августовское солнце, словно собираясь отправляться на покой, потихоньку меркло, однако лучи, которые не смогли опуститься на дно реки Оока, блестели на поверхности. Подросток наблюдал за солнечными бликами, плавающими по воде, точно опавшая листва, и иногда поглядывал на брата, который сидел на скамье в парке Фудзимигава и слушал свой плеер. Накануне вечером он позвонил матери и сказал, что хотел бы с ней встретиться в Иокогаме. Он просил её прийти в ресторан на первом этаже гостиницы «Нью Гранд-отель», но Мики упрямо отказывалась. Не зная, как ему быть, он назвал мост Сироганэ, и она легко согласилась, они договорились встретиться у моста в пять. Лучше было бы выбрать мост Тёдзя, который расположен ближе к станции Хинодэтё, но подросток питал слабую надежду на то, что встреча у моста Сироганэ, откуда виден парк, поможет вернуть Мики материнские чувства и, может быть, она согласится возвратиться домой. Он ждал уже пятнадцать минут, но она всё не появлялась, и он, изнемогая от тревоги и раздражения на неё за то, что обманула, повернул было к парку, но тут заметил фигуру Мики, пересекающей мост Сакаэ. Она приближалась, перебирая своими жилистыми, тощими, словно палки, ногами, и лицо её не скрывало чувства настороженности и враждебности.
— А Коки?
У неё был белый кружевной зонтик от солнца, как у молоденькой девушки, и от этого морщины и пигментные пятна на лице Мики ещё больше бросались в глаза.
Подросток показал пальцем на скамейку в парке, там сидел Коки, окрашенный лучами закатного солнца в апельсиновый цвет, казалось, он готов был в любую минуту воспарить ввысь.
— Может, в ресторан? — Подросток шёл плечом к плечу с Мики.
— Я не голодна. — Мики обогнала подростка и, торопливо перейдя через мост, вошла в парк.
Коки даже не порывался обнять её, только мельком глянул и с рассеянным видом устремил лицо к небу. Упустившая время, чтобы что-нибудь сказать, Мики молча села рядом с Коки.
— Если не хочется есть, можно попить чего-нибудь холодного…
— Вонь-то какая… — нахмурила брови Мики.
Через две скамейки от них, положив под голову старый кожаный портфель, лежал на спине бездомный. На животе у него развалилась чёрная кошка, и, согласно повышению и понижению тонов его храпа, она то открывала, то закрывала свои узкие глаза. Иногда она щекотала хвостом его ляжки, но мужчина продолжал крепко спать.
— Вот и пойдём куда-нибудь посидим, а то здесь жарко!
— И здесь хорошо. — Мики достала из сумочки платок и вытерла пот на лбу и шее.
— Но почему? Здесь и воняет, и жарко.
Разъярённый вид подростка напугал Коки, он снял наушники и поднялся со скамьи:
— Ты чего?
— Да ничего, пусть, — улыбнулась Мики и спрятала платок в сумочку.
— Давно уже не виделись, правда? — Коки привалился к плечу матери и потёрся щекой о её щёку.
— Ты, кажется, здоров. — Мики отстранила лицо и сложила зонтик.
— А мама, кажется, похудела. — Коки приблизил лицо настолько, что едва не касался её носом.
— Просто постарела. — Мики снова раскрыла зонт.
— А я женюсь, мама! — закричал Коки.
Мики зажала руками уши и повернулась к подростку.
— Я тебе скажу, как зовут мою невесту. Это Тихиро.
Мики загородилась от Коки зонтом и посмотрела в глаза стоявшему перед скамьёй подростку:
— Кто это — Тихиро?
— Да она наша хорошая знакомая!
— Это шутка? Про свадьбу?
— Послушай, Кадзуки, а какая у Тихиро фамилия? — Коки стоял на скамейке и заглядывал подростку в лицо поверх зонта.
— Я не знаю.
— Не ври, Кадзуки!
— Если дедушка Сада её удочерил, то, наверно, Наката. Но я не знаю, приёмная дочь она ему или нет.
— Наката, мама, Наката Тихиро! — Коки сел на скамью и расхохотался, потом закрыл рот, затаил дыхание — и опять засмеялся.
— Коки ведь не может жениться! Ты понимаешь? К тому же в женитьбе нет ничего хорошего, поэтому не надо об этом даже думать, и не говори об этом больше. Понятно?
— Но мама же была замужем! — надулся Коки.
— Ничего хорошего не видела, потому и покончила с этим. Мама ведь в разводе!
— Но ты же родила и меня, и Кадзуки, и Михо! — Коки заулыбался, словно даруя прощение.
Мики перевела взгляд на кошку, лежащую на животе у бездомного. Уж лучше было бы не рожать, ведь как ни говори, а раскаивалась она теперь именно в том, что произвела на свет клубок несчастий. Пусть не Коки, но остальные двое, вероятно, тоже нарожают в будущем несчастных детей. Как бы ни крепла её вера, а исполненное скверны ремесло семьи Юминага никуда не девалось, и для тех, в ком течёт дурная кровь, во веки веков не будет даже такого покоя, как у этого бездомного.
— Детей рожать нельзя. Это сущий ад. — С её губ соскользнули слова, которых она не собиралась произносить.
— И меня не надо было рожать? — Голос Коки дрожал, как тонкая струна.
— Нет, не то… — Мики хотела поскорее сменить тему, но ничего не сумела придумать, и ей оставалось лишь медленно и тщательно складывать свой зонт.
— А я женюсь, и Тихиро родит мне ребёнка.
— Нельзя! Я же о том и говорю, что нельзя этого делать! — закричала Мики и в тот же миг пожалела. Помешалась она, что ли? Накричала на ребёнка, который высказал всего лишь сумасбродное желание…
— Что плохого в том, что Коки женится? У тебя нет права так говорить! Извинись перед Коки! — возмущался подросток, отчего Коки закрыл уши руками.
Чёрная кошка спрыгнула с живота бездомного, потянулась, выставив передние лапки, и зашагала. Бездомный сел на своей скамейке, посмотрел по сторонам, и взгляд его остановился на кошке, которая двигалась к фонтанчику для питья. Тут он извлёк из портфеля мешочек с вяленой рыбой и закричал вслед своему питомцу:
— Куро, Куро, Куро!
«Зачем люди держат кошек — даже этот бездомный, покинувший свою семью, кров, место службы? — думал рассеянно подросток. — Вот что, он заведёт дома кошку и собаку, сразу станет веселей, и Коки наверняка обрадуется».
— Прости меня, мама виновата! Коки, мама устала — пора идти.
— Осторожнее, пожалуйста, нельзя так много работать, от утомления на работе бывают случаи со смертельным исходом, — заявил Коки.
— Почему не отдохнуть у нас дома? А потом уж и вернёшься… Его ведь нет! — сказал подросток примирительно.
— А что с ним?
— Я думаю, что он в Корее. — Подросток украдкой посмотрел на выражение лица Коки.
— Как долго его нет! Но я, разумеется, не могу ступить на порог этого дома.
— Па-па про-пал без вес-ти, боль-ше он не вер-нет-ся, — произнёс Коки, глядя на подростка.
— Это ещё что значит?
— С тех пор как он в Корее, от него нет никаких известий, — без запинки ответил подросток.
— Мама, ты же тоже пропала без вести. А сейчас уже можно тебе вернуться. — Коки положил руку на плечо матери.
— Пропал без вести? Невозможно представить, чтобы господин Юминага пропал. О чём речь? — Мики положила на скамью раскрытый зонтик и подозрительно взглянула в лицо подростка.
— Если ты меня спрашиваешь, то я ничего не знаю.
Бездомный мужчина вернулся и лёг на спину на свою скамью. Посадив на живот кошку, он стал её кормить вяленой рыбой.
— Семью Юминага одолели злые бесы, — бессильно уронила Мики себе под ноги.
— Ну, это меня не беспокоит. Я попросил сегодня встретиться, потому что у меня просьба. Пока его нет, я должен исполнять обязанности директора компании. Ты ведь это признаёшь, верно?
— Не смей! Кадзуки, я больше не стану говорить ничего, что тебе неприятно, но только не делай этого! Не ходи в это место, где с утра до ночи прыгают шарики!