Переглядываясь с мечом, подросток справился со скачками настроения и метаниями, надо ли ему убивать Маи. Своей силой и красотой меч проливает свет в бездонное «ничто» — удел бренного человеческого тела, меч очищает его и возвращает к небытию. Если будет такая возможность, хотелось бы убить Маи мечом. Подросток представил себе, как клинок пронзает мягкий белый живот Маи и как подрагивает её плоть. Если он даст ей пятьдесят миллионов, которые она просит, то этим не только подпишется в совершении преступления. Пока кто-то из них двоих не умрёт, эта женщина будет его запугивать и, может быть, даже отнимет «Вегас». Если её не убить, то из того «ничто», которое она собой представляет, может материализоваться дьявол. Подросток вдруг заметил, что женская плоть растопилась у него в голове и плавает там в виде взвеси. Если так пойдёт дальше, у него повредятся сами клетки головного мозга. Но убийство мечом означает необходимость избавляться от тела, разрезав его на куски. В какой-то книге он читал, что если сварить человеческое мясо, то будет не бульон, а один сплошной жир, но если снять жир, а мясо поджарить или потушить, то получается очень вкусно, даже знаменитой мраморной говядине[13] далеко до этого. Подросток убрал меч в ножны и вернул в витрину, вместо этого взяв оттуда кинжал и сунув его в рюкзак. Он ещё раз проверил, положил ли туда же электрический шнур от игровой приставки на случай, если придётся душить, а потом застегнул молнию. Что-то заставило его оглянуться — за спиной стояла Кёко.
— Ты как вошла, здесь же было заперто на ключ?
Залитая светом торшера, Кёко словно не слышала криков подростка или слышала, но не обращала внимания — она, точно призрак, шатаясь кружила по подполью.
— Как ты сюда вошла, я тебя спрашиваю?!
Некоторое время Кёко молча расхаживала, а потом опустилась на ковёр и обернулась к подростку:
— Нужно поговорить. — На лице её была смесь страха и жалости.
— Как ты вошла? — спросил он, не разжимая губ, и Кёко раскрыла ладонь, роняя ключ. Этой же рукой она махнула на стены. Как он мог не заметить? Вдоль стен стояли горшки с палмериями, от которых исходил удушающий аромат.
— Запах, и он будет чувствоваться всё сильнее.
Подросток приблизил нос к ковру. Запах тлена не стал сильнее, вовсе нельзя было сказать, что пахнет нестерпимо. Пригласи любого в эту комнату, и он, если ничего не знает, просто подумает, что чем-то воняет, вот и всё.
— Может, облить бензином и сжечь? — Подросток смотрел на Кёко, словно моля о помощи.
— Тебе надо явиться с повинной.
Когда она услышала от него признание в убийстве отца, Кёко поняла, что привязало её к нему — это была миссия заставить его сознаться, небесный промысел.
Когда ей было тринадцать, несколько мальчишек в приютском чулане заставили её сосать им пенисы, а потом изнасиловали. Сейчас она заметила, что у подростка, который пытается убежать от реальности, мучая других, совершенно такой же взгляд, как у тех приютских. Его сближала с ними надежда, раня других, спасти себя. Если бы, выйдя из приюта, Кёко встретила на улице кого-то из тех мальчишек и он её окликнул бы, она, может, даже согласилась бы встречаться. Нельзя отрицать и жажду мести, но ей также хотелось бы завязать отношения заново, чтобы отменить сам факт изнасилования, это желание исправить память было очень сильно, и дело было именно в нём. Неосознанно Кёко всё это время ждала того дня, когда подросток пригнёт ей голову и заставит сосать пенис. В тот момент, когда он засунет ей в рот пенис, воспоминания из приютского чулана разорвутся, как зарытая в земле мина. Вместе со спермой брызнет прочь и память, ведь ей достаточно лишь научиться воспринимать это просто как одно из телесных выделений, тогда она сможет жить со своей раной. В глубине её существа сжалась в комок гордость тринадцатилетней, и она хотела, чтобы за преступление тех мальчишек заплатил подросток. Его наивность в том, что касалось секса, разочаровала её, она хотела уже расстаться с ним, но тут рвануло — мина была совсем в другом месте, но искры долетели и до неё, становилось горячо. Совершивший то, чего делать нельзя, должен нести наказание. Если отмахнуться от этого, всю жизнь проживёшь с пенисами во рту. «Соулхакеры», охотники за душами? Да, эти подростки — хакеры, которые обращаются в дьяволов и сокрушают всё вокруг себя, но их играм пора уже положить конец.
— Почему я должен сознаваться? — Подросток обрывал лепестки палмерий.
— Потому что ты совершил то, чего делать нельзя.
— Убивать людей нельзя?
— А ты так не считаешь?
На губах обоих одновременно показалась улыбка, уверенная у подростка и слабая у Кёко.
— С точки зрения закона и общественного мнения, это, может быть, и дурно, но для меня лично нет.
— Ты будешь так говорить, даже если убьют тебя?
— Если кто-нибудь приблизится ко мне, чтобы убить, я убью его первым. Но если меня ещё раньше поразят в сердце, то уже не важно, что произойдёт потом. Признают ли убийцу виновным или нет, мне всё равно, я не буду желать для него наказания. — Подросток почувствовал, что силы к нему возвращаются. Нельзя сказать, что он не понимал, почему нельзя убивать людей.
Но в тот самый момент, когда они разговаривали, по всему миру совершалось огромное количество убийств, и никто не мог этого остановить, да и не пытался. Потребность убивать создана чьей-то огромной невидимой рукой, и кто попадает в эту ловушку, тот не сможет выбраться, какой бы сильной волей он ни обладал. Если действительно убивать людей считается запретным, то почему разрешается изображать это в фильмах и в комиксах, вон сколько в них впечатляющих, мастерски сделанных сцен кровопролития? Действительность даёт пищу вымыслу, а вымысел воплощается в действительность.
— Если я совершил преступление, то пускай меня накажут. Но прежде им надо ещё поймать меня. Если меня арестуют, я сдамся. Потому что проиграл. Но зачем протягивать руки, чтобы на них надели наручники, пока я ещё не проиграл? Ведь сдаётся тот, кто думает, что ему уже не убежать, верно? А я-то уверен, что одержу победу в этой игре. — Подросток поднялся и начал переставлять горшки с палмериями, чтобы они окружили ковёр со всех сторон. На стенах и потолке колебались огромные тени.
13
Мраморная говядина, или, по-японски, «говядина с инеем», получила своё название из-за мельчайших вкраплений белого жира, которые делают это высококачественное мясо сочным и мягким.