Вся семья перессорилась в этот день. Все остались в обиде друг на друга.
– Илья! А Илья! Ну, что ты молчишь?.. Смотри, Илья, – вспыхнула Дуняша, оставшись с мужем наедине, – я тебя погублю, ей-богу погублю, если будешь молчать.
Илья ухмыльнулся. Приехал Митька Овчинников и подбивал его ехать в кабак, «под елку». Илье надоели домашние споры и раздоры. Угрозу жены он не принял к сердцу. Она ли не заступник его, не первый ли ему друг, холит его, нежит! «Любит, как же погубит меня?» – додумал он и опять ухмыльнулся.
Аксинья пришла и сказала Дуне:
– Мы старые, уходить от нас нельзя… Прости нас!
Молодая женщина потемнела лицом. Такая покорность и доброта свекрови были хуже зла. Она знала, что не смеет не жалеть стариков.
– Че же делать? – сказал Илья.
– Делиться надо! – ответила Дуня.
На это у Ильи не было ни душевных сил, ни решимости.
Он пожал плечами.
– Илья! Заклинаю тебя! Смотри! Я не шучу…
… На ямщиковой попойке у китайца в лавке Митька Овчинников спросил Илью:
– Что ты последнее время нос повесил?
– Дома нелады, – признался пьяный Илья, – у баб грызня.
– Стоит ли из-за этого! – Митька засмеялся, а Илья совсем понурился.
У Митьки дело не ладилось с Настасьей Кузнецовой. Он подозревал, что она не зря всегда ждала прихода «Ермака». Там, как он слыхал, есть один пропойца и прохвост, а Настя его жалеет.
– На золото я не пойду, – рассуждал Митька. – У нас все с ума сошли, отец ждет весны. Бабы жадничают. А я не ходил и не пойду. С Амура – никуда! И ты – плюнь на баб!
«Как же плюнуть!» – думал Илья.
– Бабы всегда грызутся. Что ты так удивляешься! Да Авдотья сама от семи собак отгрызётся. А ты так и будешь жалеть то мать, то ее… Бабы, они бабы и есть! Сплетки сплетают! А тебе-то что? Да пусть хоть дерутся!
Илья подумал, что, пожалуй, на самом деле не стоит так убиваться из-за бабьих ссор.
«Жалко, конечно, Дуню. Ну и что? Разве ей плохо? Разве мы не вместе всегда, разве она не любит меня? Дети у нас теперь здоровы!»
Илья решил, что нечего дома давать потачки, надо быть мужиком. «А я сам как баба, только и боюсь. Мать да жену!»
– Жена есть жена! – сказал пожилой ямщик. – Люби ее, как душу, тряси, как грушу!
– В тайге груши дикие, – отвечал Илья. – Их другой раз как ни тряси – толку нет.
– А на старых местах хороши груши, – сказал старик, – мягки и сладки.
– Так и ждут, кто сорвет, – добавил Митька.
Илью вдруг разобрала жгучая тоска и потянуло его домой. Больше не хотелось пить и разговаривать с Митькой. Илья недобро уставился. Подумал, что надо при удобном случае стукнуть его, заразу, за все. «Может, он и прав, но ловко бы двинуть его, чтобы сопло закровило».
Илья только не мог придумать, к чему придраться.
ГЛАВА 12
– Здравствуй, Василечек! – бойко сказала Дуняша. – Ты почему у Татьяны, а не дома? Покажи, какую книгу читаешь?
– Вот, гляди! А где Илья?
– Илья вне очередь уехал с почтой. Повез богатого китайца, крещеного. У него в Благовещенске свой маленький завод. Шуба на нем в тысячу рублей, сукно подбито собольим мехом, и роговые очки на носу. Вот это китаец! С ним едет свой врач, тоже китайский, ученый. А ты что не дома?
– А у нас свалка, читать не дают, – сказал Вася.
– Дерутся, што ль?
– Хуже… Приборка идет. Очищаются от грязи, а потом поедут в церковь очищаться от грехов…
– А я к подружке. Так она седня в батрачках? Ну я с тобой посижу…
Василий глянул в окошко.
– Она скоро придет! – ответил он.
– А ты, Васятка, читарем стал! Ну, покажи книгу… Хотя бы почитал. Илья у меня стал пьянствовать. Характера у него не хватает.
– Возьми себе эту книгу. Грамотная ведь ты.
– По Псалтырю тятенька учил: аз, буки, веди, глагол… Только мне делов не хватало, при бабке книжку читать! Василек, почитай вслух, а я посижу барыней. Кто это такая?
– Это… А вот смотри, какая черная красавица.
– Васька, бесстыдник! Это кто такая голая? Волосы черные, нос как у вороны? Сейчас свекрови отнесу…
– Это цыганка. Черная красота! Самая жгучая!
Дуня откатилась на каблучках и снова подошла застенчиво.
– А ну, покажи еще.
Вася закрыл книгу. На обложке какое-то здание, перед ним высокие каменпые ворота без стен, вокруг деревья. Надпись: «Париж».
– Где ты взял?
– Генеральша подарила.
– Молоденькая?
– Совсем молоденькая. Да и генерал не старый. Им тут выслугу дают скорей, чем на старых местах. Тут не только нам, но и генералам есть выгода.
– Красивая она? Узнала, что ты грамотный?
– Да, мы говорили, и она сама спросила, откуда же я знаю. Велела денщику распаковать чемодан и подарила мне книжку. Читайте, мол.
– А ты? – ревниво спросила Дуня. – Надо было поклониться… И она черненькая?
– Да, как цыганка. Красивая!
– Ты думаешь, если как цыганка, так красивая?
– Конечно.
– А русые тебе не нравятся?
– Нет!
– Я черная или русая?
– Ты? Так себе. Вечером, когда вырядишься, ты черная. А днем вот, как сейчас, белая, как гусыня.
– Вот бог тебя накажет… Женишься на белобрысенькой.
– Нет, я на черной. Вас, русых, много.
– А черные как вороны. Тебе не пора жениться?
– Пора.
– А ты помнишь, как ты был еще мальцом и приехал к нам в Тамбовку, вы тогда, как герои, явились с Бердышовым, ходили по Горюну… А я уж была в невестах… Как вы нам все понравились! Иван такой удалый, веселый…
Васька покраснел до корней своих светло-русых волос.
– А Илья отбил меня у богатых женихов! Пень, а что удумал! Верно! А помнишь, Василек, я тебя еще целовала на вечерке, как малое дитятко… – И Дуня погладила его густые, мягкие волосы и заглянула в лицо.
Вася потому и краснел, что помнил. Он поднял на Дуняшу чистые, немного грустные глаза, словно просил не обижать.
– Я ведь знаю, ты не такой смирный… Слыхала, чего в городе натворил… А ты что нынче с Ильей не поехал? Дружба, а выдал товарища, а еще на прииск его зовешь! Если пойдете, и я с вами пойду…
– Становой поедет, телеграмма есть на станке. Илью он убить грозился за то, что еще те годы разнес… Я за него поеду!
– А красивый город! – сказала Дуня, рассматривая книгу.
– У них тепло, зимы не бывает.
– Дедушка мой, Спиридона Шишкина отец, воевал… Тятя мне на охоте рассказывал… Так понравилась?
– Даже очень! Вот эта как раз на нее походит!
– А Илья неграмотный у меня! Еще до барынь не добрался! А ты что, генеральшу голую, что ль, видел?
– Почему это?
– Да говоришь, что эта картина на нее походит!
– Лицом поди!
Васька засмеялся.
– Пора тебе жениться, чтобы на генеральш не засматривался. Кого выглядел, тихоня! У тебя все проезжающие, то генерал, то американец, то поп… Я думала, ты в попы готовишься!
– Я ей рассказывал, она удивлялась, что у нас американцы живут и что Бердышов был в Калифорнии…
– Как я ее не повидала! Сбегала бы за чем-нибудь на станок, молочка бы ей отнесла. Она, говорят, требовала молока.
– Нет, она везде просила сливок. Для кофе.
– А где взяла?
– А Татьяна на что!
– Ах ты, верно, она звала… А я в коровнике назьмы чистила… Будет у тебя жена… Черная, красивая, нос с горбинкой, как баба-яга. – Дуняша расхохоталась.
Вбежала Татьяна.
– Все! Отбатрачила!
– А где Федя?
– Федя мой спит в бане. Ему хоть бы что! Вот батю любит! Егор с Петрованом поехали к китайцу – к нашему брату Сашке Кузнецову, а не к купцам… А ты че с неженатыми парнями?
– Василечек! Дитятко! – Дуняша приласкалась щекой к Васяткиной щеке. – Он мне всегда люб… А смотри, какой он вырос… Встань!
– Что я, не знаю, што ль? Соколеночек мой! Племянничек! – об другую щеку потерлась Татьяна. – Грамотный, зараза! Что прочтет, сразу запомнит. Тебе бы, Васька, в город…
– Ну, молодки, я пошел, – поднялся Василий. – Сплетничайте тут.